Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
127 
– Наивный… Ты считаешь, что Дон вот так возьмет и все выложит?
– Нет, не считаю.
– Тогда что мы у него дома не видели?
– Ничего не видели. Для того я и хочу разведать обстановку, так сказать, в крепости противника.
– Ты считаешь?..
– А ты думаешь по-иному? Дон Витторио – это ключ к ларчику наших проблем. И самый эффективный ход в игре, правила которой не нами писаны, а потому мы пока бродим в потемках.
– Мигель, такой противник нам не по зубам. Я тебе это уже говорил.
– Марио… – Я посмотрел на него угрюмо и зло. – Ты хочешь выполнить задание, а значит, сберечь наши головы в целости и сохранности? А после, как мечтаешь, занять приличный пост в Синдикате?
– Ну?
– Тогда доверься мне. Дон Витторио – моя проблема. В случае неудачи все вали на меня. Скажешь, что я отбился от рук. И потом можете меня в отвал выбросить. С дыркой в башке.
– Если честно, при имени дона Витторио меня в дрожь бросает. Я с ним лично не знаком, но наслышан. Более хитрого и коварного мерзавца свет не видывал. Его организация контролирует все Средиземноморское побережье Франции, имеет интересы в Колумбии, Бразилии и Штатах. Поговаривают, что в прошлом он работал на ЦРУ и англичан.
– Поживем – увидим. Не настолько страшен черт, как его рисуют…
И в это время я каким-то десятым чувством определил, что к двери апартаментов Марио кто-то подошел. И затаился, стараясь не дышать. Конечно, через толстенное дверное полотно из полированного красного дерева мало что можно услышать, но я не стал рисковать. Как кошка скользнув к двери, я тихо повернул ручку и резко рванул дверь на себя.
На пороге, невинно хлопая белесыми ресницами, стоял слащаво ухмыляющийся Педро Кестлер.
Волкодав
Если уж женщине попадает шлея под хвост, так это надолго. Теперь Кей вместо конфронтации избрала другой способ ущемить мое, и так уже порядком потрепанное, мужское достоинство. Она вдруг возжелала исполнять свои "супружеские" обязанности в полном сответствии с "легендой" – так сказать, без дураков, чтобы комар носа не подточил. Кей смотрела на меня преданным коровьим взглядом и покорно соглашалась с любой глупостью, какую я только мог сморозить. Она превратилась в липучку – красивую, эффектную, новенькую, на которую еще мухи не садились; но – липучку.
Однако и это еще не все. На вилле нам не нужно было скрывать свои отношения – вернее, выставлять напоказ, – так как все знали, что никакие мы не муж и жена, а просто партнеры. Потому Кей и я жили в разных комнатах, благо их на вилле хватило бы на целую роту. И вот с некоторых пор Кей повадилась перед сном надевать прозрачный пеньюар и дефилировать передо мной с видом непорочной девы, готовой в любой момент усмирить библейского льва. Кей изыскивала такие оригинальные поводы навестить меня перед сном, что, будь я деревянным щелкунчиком, давно бы прибил нижнюю челюсть к верхней гвоздями – из опасения, что она в конце концов отвалится из-за сплошного удивления иезуитским хитростям моей невенчанной "половины".
Я просто озверел. Мало того, что после Лимассола я не только не держал в своих объятиях живой женщины, но даже думать о них не смел из-за прорвы работы, так еще и Кей добавляла масла в огонь, дразня меня по вечерам невероятно соблазнительной плотью, которая, несмотря на иллюзорную близость – всего-то несколько микрон тончайшего шелка или чего там еще, – была дальше, нежели марсианские моря.
Я держался как сказочный оловянный солдатик. Да уж лучше меня кастрируют, чем я поддамся на провокации Кей!
Народ на вилле, к моему огорчению, собрался чересчур сообразительный, и я, замечая многозначительные ухмылки своих подчиненных, молча наливался желчью. Только старина Миллер посматривал в мою сторону с сочувствием – он, как я уже знал, имел возможность вкусить все прелести семейной жизни; к счастью для него, она длилась аж тридцать шесть дней…
Сегодня был важный момент в операции – я шел на первую встречу с мусульманским подкреплением. Естественно, не со всей арабской группой, а с руководителями. Я уже знал из дискеты, что бугра мусульман звали Рашид, но, скорее всего, это был псевдоним.
Я шел не один, а с Кей, и не только для конспирации, чтобы изображать влюбленных голубков, – моя "супруженция" играла роль прикрытия и была вооружена до зубов. По договоренности, ни мусульмане, ни мы не имели права следить друг за другом, а тем более выяснять, где находятся наши базы. Этот пункт был обусловлен очень жестко. Но превентивные меры в виде мобильных групп подстраховки конечно же принимать не возбранялось. По крайней мере, на первых порах, пока мы не притремся друг к другу и не станем доверять. Поэтому за нами с Кей наблюдал из взятой напрокат машины командир "торпед" Зигги, или Зигфрид, по паспорту британскоподданный немец, а по роже – грубо отесанный тупым топором белобрысый сибиряк. С ним были еще два его орла; но спроси кто у меня, как их зовут, я бы сделал постную мину и огорченно развел руками – все "торпеды" казались мне на одно лицо, а поскольку ко всему прочему были закоренелыми молчунами и на контакт с остальными членами группы шли неохотно, к ним все обращались предельно лаконично: "Эй, дружище!" Для меня главным была их исполнительность и отменная выучка.
127 
