51 
Похоже, я убедил его вести себя прилично…
Верхотурой я называл помещение под высокой крышей цеха, в котором работал мостовой кран. Не знаю, что было в этом помещении, когда функционировал завод, – может, какая-нибудь конторка или кабинет начальника цеха – но только в нем можно было беседовать без помех.
Дело в том, что пока я ехал, начал накрапывать дождь, а когда я зашел в цех, он хлынул как из ведра. А в цехе единственным местом, где не протекала крыша, как раз и была "верхотура".
Я прихватил с собой сильный фонарь, который нашел в бардачке БМВ. Поэтому, освещение нашему "сеансу" было обеспечено вполне приличное. Поставив Григора в угол и направив на него луч фонаря, я сказал:
– Еще раз выкинешь какой-нибудь фортель, замочу. Усек?
– Ну…
Лицо и поза Григора выражали полную безнадегу. Притворяется? А фиг его знает. Посмотрим по ходу дела…
– Отпустил бы ты меня, – вдруг сказал Григор медоточивым голосом. – Тебе нужны бабки? У меня в кармане пять штук "зеленью". Мало? Тогда скажи, сколько ты хочешь. Я звякну по мобилке, и через час тебе доставят любую указанную тобой сумму.
– Даже так? – Я ухмыльнулся. – Ну что же, я согласен.
– Говори! – оживился Григор. – Сколько?
– Миллион. В евро. Бакс начал сдавать позиции, так что я хочу перестраховаться.
– "Лимон"!? Ты чё, мужик, с печки упал!? Я что, банкир?
– Накладно? Ну, тогда извини, на меньшую сумму я не могу согласиться. Иначе перестану себя уважать.
– Ну, бомжара, ну, сука!.. – Григор от злости начал пениться. – Ты что меня, как последнего фраера, на понт берешь!? Запомни – если со мной что-нибудь случиться, тебя даже из-под земли достанут. Ох, я тебе не завидую…
– Считай, что ты напугал меня до потери штанов, – ответил я с холодной иронией. – Можно подумать, что тебя будут долго искать.
– Будут!
– Помечтай, пока в сознании, это не вредно. На самом деле все произойдет далеко не так, как тебе мыслится.
В вашем мирке настоящая дружба и преданность не в почете. И ты это знаешь не хуже меня. Твое место займет другой, тоже из "деловых", и все покатится по прежней, давно накатанной, колее. Так что маракуй, Григор, как тебе выскочить из-под пресса живым и здоровым.
– Что ты от меня хочешь? – после минутного молчания глухо спросил Григор.
– Это другой разговор. Я хочу дать тебе шанс. Учти, он будет единственным. Мы с тобой не враги, а значит зла на тебя я не держу, мстить не за что и твоя жизнь мне не нужна. Но это станет реальностью только в том случае, если ты честно ответишь мне на несколько вопросов.
– Звони… – буркнул Григор, щурясь от света фонарика.
– Кто эта дама? – спросил я и всучил ему фоторобот Ланы. – Как ее зовут, где можно найти? И вообще – какое отношение она имеет к "Латинскому кварталу"?
При взгляде на фоторобот Григор сделался белее мела. Я уже начал опасаться, не хватил ли его кондратий.
Мой пленник просто остолбенел. Блин! Что за чудеса!? Такое впечатление, что я подсунул ему не изображение симпатичной девушки, а голову Горгоны.
– Кто она! – рявкнул я, теряя терпение.
– Н-не знаю…
Голос рябого дрожал и ломался.
– Григор! Не лги!
– Сука буду, не знаю ни кто она, ни как ее зовут! – вскричал он в отчаянии.
– Ладно, спросим по-другому. Ты ее видел когда-нибудь?
– Видел… – тихо выдавил из себя Григор.
– Когда? С кем?
– Она приходила вместе с Хозяином… Когда? Где-то с месяц назад.
– Кто такой Хозяин?
– Самый главный начальник. Большой босс.
– Фамилия?..
– Никогда не интересовался. У нас чересчур любопытным могут язык отрезать.
– Хозяин – это такой высокий, представительный мужчина с седыми волосами… – высказал я предположение.
– Седой? – Григор криво ухмыльнулся. – В "Латинском квартале" есть только один человек, у которого седые волосы. Его зовут Карантин.
– Не понял…
– Извини, – спохватился Григор. – Фамилия седого Шиманский, Гелий Маркленович.
Маркленович! Точно внук какого-нибудь революционера, ниспровергателя монархии и разрушителя церквей.
Ирония судьбы: дед, не щадя своего живота, боролся с нарождающимся капитализмом, а внук не менее рьяно занимается его реанимацией.
– Он работает, как это теперь называется, менеджером и, по совместительству, возглавляет охрану кабаре, – между тем продолжал рябой. – А Карантин его кликуха.
– Он что, сидел?
– Сидел… – Рябой презрительно покривился. – За растрату. При коммунистах.
51 
