Красный свет на Стуреплан сменился зеленым и снова красным. Он не слышал тех, что сигналили где-то позади, он все еще был с ней, у постели с мигающими аппаратами. Состояние, как ему сказали, вполне стабильное. Он этого не видел. Человек лежал в забытьи и дышал при помощи аппарата — вот все, что он видел и понимал.
Никогда еще он не испытывал такого жуткого страха.
Раньше было полегче. Раньше он умел отключаться. Когда знал слишком много и не хотел знать больше. Мог работать еще энергичнее, еще ниже склоняться над щелистым столом, еще быстрее шагать по грязному коридору. Теперь так не получалось. Может, виноват возраст, может, силы уже не те. Сведущие умники утверждали, что у психопатов с годами возрастают эмоциональные способности. Гренс обычно только посмеивался над подобными учеными выводами, он ежедневно видел психов и как-то не замечал, чтобы кто-нибудь из них поздоровел. Но если б все было так. На самом деле. Наверно, тогда это касалось бы и комиссаров криминальной полиции.
Раздражающий писк рации, закрепленной повыше его колена. Потом голос из дежурной части:
— Девятнадцать двадцать три.
— Девятнадцать двадцать три на связи. Прием.
— Вызов по просьбе Нильса Крантца. Он хочет поговорить с тобой.
— Я говорил с ним. Только что.
— Он хочет поговорить еще раз. Но не может дозвониться тебе на мобильный. Свяжись с ним.
Эверт Гренс посмотрел на мобильник, который висел в заряднике возле рации. После разговора с Крантцем он отключил его, хотел остаться с ней, со своими мыслями.
Включил телефон, набрал номер. Крантц ответил после первого же сигнала:
— Карточка, Эверт. С отпечатками женщины. Я проверил, откуда она.
— И?
— Государственная страховая касса в Тюресё. Возле площади Болльмура-торг. Ехать надо…
— Спасибо.
— …на юг по…
— Спасибо. Достаточно. Может, и тебе не мешает навестить начальника тамошней службы безопасности? Раз уж ты решил играть в следователя?
Ясный голос криминалиста иной раз тоже звучал сердито, но сейчас был просто усталым:
— Эверт, мне тоже трудно говорить «спасибо».
Гренс улыбнулся.
Да, это чертовски трудно, как всегда.
Улыбаться было приятно, и он улыбался, выезжая с Кунгсгатан и сворачивая налево, в туннель, который вывел его на Сёдерледен и дальше, в сторону южных предместий.
Пока перед ним снова не возникло ее лицо. Пока благодаря ему она не задышала свободнее, а он сам едва не задохнулся.
Люди на площади Болльмура-торг мерзли не меньше, чем в городе. Гренс стоял, прислонившись к машине, ждал на морозе уже десять минут, но не спешил спрятаться внутри: щеки приятно немели от холода. Он успел позвонить в санаторий Софиахеммет, и кто-то еще раз сообщил ему, что состояние ее не изменилось, а он еще раз сказал, что это невозможно, что все меняется, иначе не бывает.
Патрульная машина резко затормозила прямо рядом с ним.
Полицейских в форме было двое, оба совсем молодые, они вежливо поздоровались и опустили стекло с пассажирской стороны.
Он взял коричневый конверт, поблагодарил, проводил взглядом их машину.
Вестибюль Государственной страховой кассы в Тюресё выглядел так же уныло, как и все здание, от которого разило бюрократией, учреждением. Он частенько задумывался, какие такие правила предписывали общественным зданиям, построенным начиная с семидесятых годов, выглядеть одинаково скучно. Охранник у входа, рослый, с короткими светлыми волосами и по-детски круглыми щеками, внимательно изучил удостоверение Гренса, потом несколько раз кивнул и выписал гостевой пропуск на синей картонке.
— Начальник службы безопасности сейчас придет, — сказал он, жестом предложив Гренсу сесть.
Комиссар покачал головой, лучше постоять, нога болела, как обычно, когда зима донимала ослабевшие мышцы.
Он смял пропуск — нечего этой бумажонке делать на лацкане его пиджака, — а начальник, точнее, начальница уже шла к нему, быстрыми короткими шагами:
— Кайса.
Имя. Этого он не любил. Но пожал ей руку:
— Эверт.
На вид ей лет сорок с небольшим. Высокая, почти как он, примерно метр восемьдесят пять. Она удивленно задержала его руку в своей:
— Ты?
— Прости?
— Ты ведь Гренс.
— Да.
— Я уж забыла совсем, что ты существуешь.
Она сделала знак рукой, приглашая подняться по лестнице. Сухой воздух, высокие ступени, он тотчас запыхался.