Эрфорс говорил о неистовстве и злобе, о ком-то, переполненном ненавистью. Эверт Гренс скривился. Он знал, как гнев грязной, мерзкой пеленой застит все, на что смотришь, как ненависть разъедает человека изнутри. Но он не пырял людей ножом сорок семь раз подряд.
Он вышел из прозекторской в прихожую судмедэкспертизы. Сквозь закрытую стеклянную дверь видел, как Свен Сундквист допрашивает начальницу службы безопасности из страховой кассы в Тюресё. Последние дополняющие вопросы, она только что опознала мертвую сослуживицу и хотела бы поскорее уйти, но старалась отвечать, рассказывала все, что знала о Педерсен, о ее семейных обстоятельствах, о знакомых, о ее последних днях.
Гренс пошел в буфетную. Кухонный столик, микроволновка, холодильник. Он выцедил последние капли из кофеварки, которая стояла на столе, понюхал содержимое кружки и выпил, уже холодное, наполовину состоящее из кофейной гущи.
Субсидируется. Государством.
Открыл холодильник, достал масленку и пакет с хлебом, сделал два обыкновенных бутерброда.
Совсем как у нас.
Съел бутерброды прямо тут, в буфетной, снова пошарил в холодильнике, но больше ничего не нашел. Дверь в кабинет Эрфорса отворилась, он обернулся, пожал руку начальнице службы безопасности, поблагодарил за то, что она сумела все выдержать. Они спустились по лестнице, вышли на мороз. Свен Сундквист объяснил ей кратчайшую дорогу, попросил вести машину осторожнее, поскольку асфальт покрыт снегом и льдом.
Они стояли у входной двери. Чуть перевалило за полдень, но похоже на вечер, свет уже тускнел.
— Она имеет касательство к случившемуся?
— Нет.
— Как допрос?
— Ничего интересного. Сослуживицы. А что, собственно, сослуживцы знают друг о друге, Эверт?
Свен Сундквист внимательно смотрел на Гренса. Тот был сам на себя не похож. Порой он выглядел обессиленным, опустошенным, усталым от расследований, которых становилось все больше. Но эта усталость словно бы шла откуда-то изнутри, застарелая, давно укоренившаяся, с которой он боролся, но проиграл и знал, что она его не отпустит.
— Ну как?
— Та женщина.
— Эверт, я спрашиваю о тебе. Как ты?
— Та женщина. На нее напали крысы. Ее выволокли из туннелей. На ее теле — следы мужских пальцев, перемазанных сажей. Ее кололи узким ножом, много раз, предполагаемый убийца, видимо, психически ненормален.
Эверт Гренс застегнул куртку, поправил галстук:
— Свен.
— Да?
— Найди человека, который больше всех знает о бездомных в окрестностях Фридхемсплан.
Свен Сундквист достал из внутреннего кармана блокнот, открыл одну из последних страниц:
— Церковь Святой Клары.
— О чем ты?
— Я уже проверил. Мы с тобой явно думали в одном направлении.
— И?
— Сестра милосердия. Некая Сильвия, фамилию не знаю. С ней мы и должны поговорить. В церкви Святой Клары есть добровольцы, которые по нескольку раз в неделю раздают у входа в метро «Фридхемсплан» кофе и бутерброды. Зимой, думаю, чаще, из-за холодов. Эти люди, возможно, единственные, кому здешние бездомные доверяют. То есть все остальные — и мы, и социальные службы, и прочие — гораздо дальше от них.
Они направились к машинам, припаркованным у подъезда, и уже на ходу попытались закончить разговор.
— Поезжай туда, Свен. Прямо сейчас.
Свен Сундквист кивнул. Сунул ключ в заиндевевший замок, покрутил туда-сюда, пока механизм наконец сработал.
Хотел сесть за руль и вдруг передумал, окликнул:
— Эверт!
Увязая в снегу, поспешил к машине комиссара. Эверт Гренс уже сидел на водительском сиденье. Свен постучал по лобовому стеклу.
— Я действительно хочу знать. — Свен Сундквист обошел вокруг капота, открыл пассажирскую дверцу. — Как ты?
Эверт Гренс хлопнул ладонью по приборной панели:
— Закрой дверь. Холодно.
— Я не уйду, Эверт.
— Закрой дверь, черт побери!
Свен Сундквист влез в машину, закрыл дверцу.
— Я из тех немногих, кто очень хорошо тебя знает. И тебе это известно. Так что можешь сколько угодно буравить меня взглядом, я привык. — Он повернулся к начальнику: — Чуть не каждый день мы смотрим друг на друга, сидим рядом десять с лишним лет. Я знаю, как ты обычно выглядишь. И сейчас, Эверт, вид у тебя… измученный.
Эверт Гренс не отвечал, молча глядел прямо перед собой, в снег, в зиму за окном.
— Как она?