32 
Я осклабился:
— Так точно, мадам. Тридцати девяти лет, без постоянной работы и жилья.
Вот к этому-то она и подводила.
— Можно поставить все на деловую основу, — сказала она. — Получишь сто тысяч крон, наличными.
— Спасибо. Только позволь спросить: за что?
— За то, что мой друг не будет фигурировать в этой истории с Юлиусом Боммером.
Ну и дура. Полуночная чокнутая. Я поднял вверх палец:
— Давай прикинем, правильно ли я тебя понял. Ты не хочешь сообщать, как тебя зовут, не хочешь сообщать, как его зовут. Не хочешь сообщать, в чем вообще дело. Но если я смогу сделать так, что его не коснется эта история с Юлиусом Боммером, то мне обломится сотня тысяч?
Карие глаза блеснули. Ее просто трясло от воодушевления.
— Как меня зовут, ты знаешь, — сказала она. — Кармен. — И поманила рукой: — Подойди.
Я приблизился, но она поманила еще. Я склонился к ней, она притянула меня к себе и поцеловала. Горячий был поцелуй и крепкий.
— Вечером позвоню. — Речь снова была решительная и быстрая.
Я только и смог, что послушно кивнуть. Гугге стоял возле нас и улыбался.
— Ах, это ты, — сказал я. — Инфизкульт, значит, обучает теперь и тому, как справляться с автомобильными дверцами?
— Ясное дело, — ухмыльнулся он. — Не то, что раньше. Мы целыми вечерами занимаемся нин-джитсу.
— Ну да, — заметил я. — А под утро содомским грехом, до тех пор, пока не приходит время тренироваться на сейфах?
Ухмылка смылась с его лица. Но дева на скамейке захохотала.
— Ты, я нахальства не терплю, — прошипел он. — Так что поосторожней.
Но уйти он мне не помешал — наверное, потому, что она захохотала.
Я пожал, плечами. Пошел к машине, уселся в нее. Гугге взял девицу на руки, как раз когда я разворачивался. В зеркале мне было видно, как белокурый великан нес ее к стоянке на набережной за башней Биргера Ярла. Я медленно ехал к большой стоянке Стройуправления на другом конце Риддархольмена.
Когда их уже не было видно, я нажал на газ и рванул по переулку. Там, в холодном ущелье между старым риксдагом и церковью Риддар-хольмен, я остановился. Вышел и быстренько обогнул старую церковь. Теперь я видел весь мост от острова, а сам был незаметен.
Я успел в самое время. Они ехали в большом серебристо-сером «БМВ». Она вела машину быстро и уверенно, а здоровила блондин заправлял за губу порцию табаку. «МГА-701», Мартин Густав Адам, семерка ноль единица. В мою сторону они даже не глядели.
«БМВ» 700-с-чем-то. Оборудованный инвалидным управлением.
Я помотал головой. Небось потянет не меньше чем на полмиллиона крон? И пристойно ли в такой машине жевать табак?
Может, она не чокнутая. Может, просто очень богатая.
У богатых людей бывают такие странные идеи. Они думают, что все можно купить и что всех можно купить. Они думают, что можно владеть землей. И деревьями. И небесами. И своим будущим.
За это она готова дать сто тысяч. Но купить можно только то, что продается. А единственное, что продается, — это комфорт.
Обещала позвонить вечером. Я покачал головой. Возле меня остановилась пожилая пара, испанцы. Они озабоченно изучали карту, но никак не могли в ней разобраться. Он обратился ко мне изысканно-вежливо: где тут вход в церковь Риддархольмен?
Ну разумеется, господа, я покажу! Церковь, где лежат благородные кавалеры ордена Серафима! Церковь, где вы узнаете, с кем хотят водить компанию наши шведские короли: с Фаруком из Египта, Вильгельмом II из Пруссии, Чан Кайши из Китая.
— Но вы, вероятно, знаете, что за вход надо платить?
— Что такое? Платный вход в церковь? — Они изумленно воззрились на меня.
— Разумеется, господа. Мы в Швеции настолько богаты, что готовы платить даже Господу Богу.
7
Как всегда по воскресеньям, Тарн был в главной редакции центром всеобщего внимания.
— И они спросили Свена Голубя,[41]кем он хочет быть, когда вырастет. И он ответил: ясно, солдатом. И они спросили малютку Тарна, кем он хочет стать. И я ответил: социал-демократом!
Хохот перекатывался по большой комнате. Тарн прогуливался между ромбовидными столами, жуя бутерброд. В руке он держал бутылку легкого пива.
— Жалко, что я стал журналистом. Подумайте только, чего бы я добился к теперешнему дню! Я бы стал директором винной монопольки, или госбанка, или конторы по техосмотру автомашин. Получал бы пенсию — две-три месячных ставки — со старых мест работы в министерствах или комитетах. Пользовался бы бесплатной консультацией по налогам, даровым трехнедельным отпуском — с секретаршей! Дачей на Форе и столиком у окна в кафе оперы. А может, стал бы министром с правом врать сколько душе угодно. И уж когда бы совсем состарился и вышел на пенсию, давал бы интервью «Утренней газете» при каждом политическом кризисе — этакий оракул Движения!
32 
