Глава двадцать пятая

Холодный дождь все еще лил сплошной стеной, когда Бартон наконец подъехал к дому. Было уже начало одиннадцатого. Северный ветер налетал внезапными сильными порывами и гнал бурлящие потоки вниз по улице, переполняя водосточные канавы.

Отказавшись от мысли загнать машину в гараж, Бартон схватил дорожную карту с заднего сиденья и, прикрывая голову, чтобы хоть как-то защититься от дождя, побежал к дому. Пальцы онемели от холода, пока он воевал с замком, и Бартон в который уже раз поклялся, что летом обязательно пристроит крыльцо.

Бросив карту на пол, он закрыл за собой дверь и, наклонив голову, прислушался. Приглушенный звук работающего телевизора, доносившийся из гостиной, успокоил его. Это добрый знак. У Тимми на прошлой неделе начал прорезываться новый зубик, он капризничал, и уложить его спать было настоящим подвигом.

Фрэн, конечно, доставалось — она была занята с ребенком весь день, а часто и ночь, и Бартон с болью отмечал, насколько она устала. Он на цыпочках прокрался в гостиную и потихоньку открыл дверь. Малейший звук — и Тимми может проснуться, тогда понадобится половина ночи, чтобы снова его уложить. Комната была пуста. Прощай, романтический вечер в обнимку с любимой женой на уютном диване. Фрэн, должно быть, все еще укачивает Тимми, или она так вымоталась, что, пока ребенок не плачет, упала на кровать и заснула.

Он прошел в кухню. Записка на микроволновой печи предупреждала: «Разогревать на высокой мощности три с половиной минуты». Бартон, улыбаясь, понажимал на кнопочки и под успокоительный гул микроволновки полез в холодильник в поисках пива.

Фрэн, должно быть, не раз сегодня сбегала в магазин, потому что полки были забиты продуктами. Он отодвинул упаковку с мини-сникерсами и нашел две бутылки лагера, втиснутые за вакуумными упаковками с ветчиной и батареей бутылок всевозможных итальянских соусов для пасты.

Он открыл первую бутылку, и в ту же секунду запищала микроволновая печь. Что бы это ни было, пахло замечательно. Он сделал большой глоток лагера, вытащил из печки кончиками пальцев пластмассовый лоток: что-то китайское, утка, должно быть. Из магазина. Фрэн давно оставила попытки готовить дома и дожидаться его к ужину: сколько ни подогревай, к его приходу все равно остынет. А уж особенно теперь, когда он занимается расследованием тяжкого преступления.

Подцепив полную вилку, Бартон с наслаждением отправил еду в рот — и обжег язык.

В тот же миг зазвонил телефон. Он выплюнул кусок, выругался. Они переставили телефон из прихожей в гостиную: слишком часто звонки будили Тимми и тогда их ждала еще одна бессонная ночь. Он помчался в гостиную и поднял трубку:

— Бартон, и лучше бы вы не звонили мне по пустякам.

Недолгое молчание, потом он услышал:

— Сержант Бартон…

Голос был ему знаком, хотя он не мог вспомнить имя звонившего. Он ощутил опасность, исходившую от трубки, и поежился:

— Кто говорит?

— Ну же, Фил, вспоминай! Вы почти полдня приставали ко мне с вопросами.

Растерявшись, Бартон подумал было, что это похититель Клары, но недоумение мгновенно сменилась холодной уверенностью.

— Касаветтес, — отозвался он. — Откуда, черт возьми, ты узнал мой номер?

Касаветтес засмеялся. Бартон мог бы с тем же успехом поинтересоваться, каким образом Касаветтес звонит ему из тюрьмы, да еще ночью. Такие люди, как Рэй Касаветтес, знали, как купить или выторговать практически все, что им хотелось.

— Выгляни в окно, Фил, — посоветовал Касаветтес спокойно и негромко, что прозвучало гораздо более угрожающе, чем если бы он прокричал эти слова.

Бартон подошел с телефоном к окну с замершим от страха сердцем. На другой стороне улицы, как он и предполагал, стоял автомобиль, светлый «лексус». В салоне было темно, но тут водитель зажег спичку — Бартон увидел вспышку, а затем расплывчатый огонек сигареты. Лицо человека было неразличимо за пеленой дождя. Один из людей Касаветтеса? Касаветтес знал домашний, не включенный в служебный список телефонный номер, да еще и адрес. Сколько часов они уже наблюдают за его домом, где Фрэн с ребенком целый день одна, без защиты?

Фил почувствовал, как сердце с перебоями бухает в ребра, уронил телефонную трубку, и она, соскользнув с дивана, грохнулась на пол. Страх и непередаваемый ужас сковали его тело, и он чуть дошел до двери, но когда Бартон, вымокнув до нитки, подошел к автомобилю, страх перерос в ярость. Дождь шипел по тротуару, целые реки неслись по улице, громко булькая и пузырясь в сточных канавах, угрожая затопить всю дорогу.

  65