ГЛАВА 4

Синопа погрузилась в вечерние сумерки. Гроза прошла стороной, лишь редкие капли, подхваченные низовым ветром, рассыпались темными точками по серым плитам городских улиц. Море ворчало глухо, устало; в воде отражалась узкая светлая полоска неба; медленно истончаясь, она стекала в черную зыбь у горизонта.

В главной гавани столицы Понта дневная суета уступила место разгульному ночному веселью: в многочисленных харчевнях, лепившихся за складами, коротали время команды судов, вольноотпущенники и нищие.

Возле посольских либурнов неторопливо прохаживался высокий, немного сутулый человек в длинном просторном плаще. Воины охраны, примерно половина манипулы[64], оставив по дозорному на каждом из пяти суден, собрались на либурне, чей форштевень был украшен с обеих сторон резными фигурами зубастых крокодилов. На его палубе горели факелы, дымились жаровни с древесными углями, слышался говор и смех, раздавался дробный стук, будто кто-то горстями швырял на палубу крупные бобы – легионеры играли в кости.

Гребцы-рабы по случаю удачного плавания получили на ужин дешевое кислое вино и теперь веселились, как могли. Кто-то из них затянул высоким, срывающимся голосом песню; ее тут же подхватили остальные:

• Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я!
• Глуби морской властелин, улыбнувшись радостным ликом,
• Выровнял синюю гладь и дыхание бурь успокоил;
• В долгом безветрии спят – не колышутся тяжкие волны.
• Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я!
• От равномерных толчков пусть дрогнет корабль и помчится.
• Неба улыбчивая синь – и на море нам обещает
• Ветром надуть чреватые наши ветрила.
• Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я!
• Нос, как веселый дельфин, ныряй, рассекая пучину,
• Глубь, застони под веслами и вставай на руках, подымаясь,
• Борозды пенные пусть расходятся долго кругами.
• Эй-я, гребцы, пусть нам эхо отдаст наше гулкое: Эй-я!
• Дышит над далями Кор, назовем его нашим: Эй-я!
• Светлое море у нас под кормою запенится: Эй-я!
• Гулкими стонами нам побережье откликнется: Эй-я!

Похоже, человеку в длинном плаще эта песня была хорошо знакома. Он прослушал ее до конца, повторил негромко припев: «Эй-я!» и коротко вздохнул.

Тем временем прозрачные сумерки постепенно заволокло туманом, который, казалось, изливался из невидимых трещин в земле, поднимаясь все выше и выше, – сначала вровень с крышами приземистых складов, потом от подножья к вершине горы Педалион, а затем и вовсе утопил звездное небо в серую мглу.

Дождавшись полной темноты, человек в плаще, окидывая из-под капюшона цепким взглядом встречающихся на пути людей, свернул в узкий переулок между складами, откуда вышел на одну из улиц города. Несмотря на поздний час и густой туман, улица отнюдь не была пустынна, как того, судя по его поведению, хотелось человеку в плаще: гремела доспехами и оружием ночная стража, шныряли какие-то подозрительные личности с мягкой кошачьей поступью и способностью внезапно появляться и тут же исчезать словно бестелесные призраки, шли знатные горожане в сопровождении слуг с факелами.

  13