149 
Спирарх Гаттион пребывал в некотором недоумении: несмотря на высокое положение в Боспорском царстве, он никогда не считал свою особу столь значимой, чтобы удостоиться приглашения на обед у Ксено, отвергшей притязания самого Перисада. Еще больше удивился от природы подозрительный начальник царского следствия, когда увидел, что стол был накрыт не в триклинии, а в пиршественном зале, ойкосе. Потому поначалу он держался несколько скованно, и на вопросы сотрапезников отвечал нехотя и односложно.
Гостей было немного, в основном отпрыски богатых и знатных пантикапейских фамилий. Среди них затесался и неизменный участник всевозможных пантикапей-ских пиршеств борец Калус. Несмотря на грубоватую внешность, с Ксено он был любезен и обходителен. Сегодня Калус выполнял особое задание Анеи, к которой был неравнодушен – накачивал вином под завязку весьма необщительного спирарха. Гаттион долго крепился такому натиску, отнекивался, но борец уцепился в него мертвой хваткой, присосавшись, как рыба-прилипала, и начальник царского следствия, негодуя в душе, но не решаясь нарушить неписанные правила подобных застолий, скрепя сердце вливал в себя одну чашу за другой под тосты Калуса. Постепенно спирарх разомлел, расслабился, и борец с довольным видом подмигнул Анее – дело сделано.
– …Ах, это так ужасно, наверное, – щебетала Ксено; она возлежала напротив Гаттиона. – Представляю – темень, сыро, холодно… Бр-р! – вздрогнула она.
– Местечко и впрямь мрачноватое, – цинично ухмыльнулся спирарх. – Те, кто туда попал, должны в полной мере ощутить на своей шкуре неотвратимость возмездия за содеянные преступления. Некоторые после приговора работают в каменоломнях и солеварнях, а кое-кто остается там до конца своих дней.
Он поправил тугую подушку, на которую опирался локтем, и потянул на себя цветастую накидку, исполняющую роль одеяла – окна пиршественного зала были открыты, и над ложами для пирующих гулял незаметный для разгоряченных добрым вином гостей, а от того очень коварный сквозняк. Разговор шел о царском эргастуле, находившемся в ведении начальника следствия. Начала его Ксено, наконец прознавшая о таинственном узнике подземной темницы. Его имени не знал никто, даже главный стражник.
– Как интересно посмотреть, – продолжала гнуть свое Ксено, простодушно взирая на Гаттиона, весьма польщенного вниманием красавицы к его россказням. – Наверное, я там умерла бы от страха.
– Почему же? – ответствовал ей спирарх и прильнул к краю полной чаши – острая и соленая приправа, поданная к поросенку, фаршированному птичьими потрохами, вызывала нестерпимую жажду.
Впрочем, и другие яства требовали постоянного орошения: копченые колбасы, медвежатина, сырный пирог, политый горячим медом и обложенный горохом, орехами и мочеными яблоками, яйца, сваренные «в мешочек», всевозможные рыбные блюда и соусы к ним, жареная печень, репа, маринованные оливки, устрицы, шампиньоны, рыбный рассол, дичь на вертелах…
– Почему же? – повторил Гаттион, переводя дух. – Человеку свободному и без предрассудков сие зрелище только на пользу – в качестве назидания и предостережения.
– Тогда почему бы не устраивать осмотры эргастула добропорядочными гражданами? – смеясь, сказала Ксено. – Конечно, не бесплатно: и городской казне прибыль, и добродетели подкрепление. Я, например, готова заплатить любые деньги, чтобы убедиться в правдивости твоих слов.
– Ты меня обижаешь, о несравненная, – напыжился изрядно захмелевший спирарх. – О деньгах не может быть и речи. Достаточно твоего пожелания, и двери всех подвластных мне заведений будут распахнуты настежь.
– Ловлю тебя на слове, – лукаво прищурилась девушка. – Я прямо-таки горю желанием увидеть эргастул. Завтра же.
– Нет ничего проще, – расплылся в улыбке Гаттион. – Эй, ты, принеси пергамент! – приказал он одному из рабов, прислуживающих за столом. – И стилос.
Пергамент появился в мгновение ока – Ксено припасла его заранее. Черкнув нетвердой рукой несколько слов, спирарх закоптил свой перстень-печатку и с силой прижал к желтовато-белой кожаной полоске.
– Вот! – он потряс пропуском перед носом невозмутимого Калуса, в тот миг наполняющего в очередной раз чашу спирарха. – В любое время дня и ночи. Мое слово еще кое-что значит на Боспоре…
Никто с ним спорить не стал, а Ксено, неуловимо быстрым движением выхватив пергамент из пятерни Гаттиона, тут же поторопилась оставить спирарха на попечение Калуса, немедля продолжившего выполнение своих обязательств перед Анеей.
149 
