78 
Уже во времена Митридата IV Филопатора Филадельфа отряды кардаков стали достаточно грозной силой; с ними приходилось считаться даже выдающимся стратегам Понта. Чтобы как-то усмирить эту дикую вольницу, по указу царя начали создаваться катойкии, военные поселения, своего рода опорные пункты или гарнизоны. Катойки были неограничены в правах, могли свободно передвигаться по стране и даже обращаться с просьбами прямо к царю. Усилиями военных поселенцев кардаки были рассеяны и изгнаны в дальние провинции, их хижины преданы огню, а попавших в плен продавали в рабство кому угодно, лишь бы подальше от Понта.
Но вернемся на лесную поляну, где голодные кардаки жадно пожирали куски недопеченного мяса с кровью. Судя по всему, они торопились продолжить свой путь: их невысокие мохноногие лошадки, привычные к горным тропам, стояли неподалеку, в тени каштана, взнузданные, с потниками, заменяющими седла. Разбойников было человек пятнадцать; их главарь, угрюмый чернобородый варвар с большой медной серьгой в левом ухе, откликался на прозвище Исавр.
– Поспешите, вы, сучьи дети… – Исавр вытер сальные руки о кожаные штаны. – Нужно успеть окружить ущелье дотемна.
– Клянусь Ариманом[238], ты нас уже загнал, – проворчал узколицый перс, одетый в кольчугу, с приклепанными чернеными пластинами из бронзы. – Мой конь скоро превратится в дохлятину.
– К тому же у нас давно нет вина, а от этой воды у меня колики в желудке, – широкоплечий каппадокиец с отвращением отхлебнул глоток из деревянной походной чаши и сплюнул.
– Заткнитесь! – рявкнул Исавр, побагровев от гнева. – Вам щедро заплатили и еще больше заплатят, если мы привезем в Синопу голову этого щенка. Так что терпите и помалкивайте, – он поправил старый замусоленный фригийский колпак на своих жестких щетинистых волосах и стал со злостью забрасывать яму-очаг землей.
Узколицый перс выругался и хотел сказать еще что-то, но тут сидящий рядом наемник в добротном панцире шепнул ему несколько фраз на каком-то тарабарском языке, непонятном окружающим, и тот сник.
Этот человек выгодно отличался от своих собратьев по разбойному ремеслу чистой и прочной одеждой, которую носили в ту пору путешественники и купцы варварского Востока. Его оружие – акинак, нож с причудливо изогнутым клинком и небольшой, но тугой лук, изготовленный из черного дерева, – несмотря на отсутствие украшений, было отменного качества и немалой цены. Темно-карие маслянистые глаза и большой бесформенный нос выдавали в нем перса, но черная, коротко подстриженная борода и такого же цвета волосы могли принадлежать любому представителю племен Малой Азии. И только хорошо присмотревшись, можно было заметить, что корни достаточно небрежно крашеных волос порыжели, от чего борода казалась приклеенной. Похоже, этот человек обладал среди кардаков определенным авторитетом, ибо даже их предводитель посматривал на него с некоторой опаской.
Сборы насытившихся кардаков были недолгими, и вскоре небольшой отряд скрылся в зарослях лавра, куда вела тропа, протоптанная лесным зверьем…
Уютная котловина, каких немало в горах Париадра, поражала разнообразием растительного мира. Прикрытая с севера громадой скалистого хребта, она напоминала драгоценный изумруд, оброненный впопыхах творцом всего сущего на бесплодное, истерзанное ветрами плоскогорье. У озера с чистой ключевой водой, посверкивавшего легкой волной в самом центре котловины, толпились ивы, клены и тополя. На достаточно пологих склонах в окружении платанов источали терпкий аромат грецкие орехи и кипарисы. Выше, у самых отрогов окружающих котловину скал, росли длинноиглые сосны, кедры и пихта. Рододендрон, лавровишня, мирт и можжевельник наполняли котловину такой гаммой густых и изысканных запахов, что у непривычного к дикой природе человека могла закружиться голова. А весеннее разнотравье на равнинных участках поражало глаз обилием всевозможных красок и оттенков.
У озера, под сенью задумчивых тополей, стояла сложенная из дикого камня хижина без окон; дверью служила медвежья шкура, натянутая на деревянную раму мехом внутрь. Крыша из жердей была покрыта корой; поверх нее лежали плоские камни. Посреди крыши виднелось тщательно вымазанное глиной отверстие дымохода, почерневшее от сажи.
Напротив двери, шагах в пяти от хижины, дымился большой каменный очаг; над ним на вертеле коптился бок горного барана. У очага, на вязанке хвороста, сидел загорелый до черноты кудрявый юноша и, высунув кончик языка, шоркал точильным камнем по широкому лепестку наконечника короткого копья.
78 
