Я чувствовал себя неловко и ругался последними словами: а дальше что? Обыскать – значит нарушить закон, уйти просто так – а вдруг в комнате есть что-нибудь такое… Короче, мы с Баранкиным топтались у входа, а затем он меня потянул за рукав к выходу.
И тут я увидел! В другое время, при иных обстоятельствах я, возможно, прошел бы мимо, ничего не заметив, но в этот неприятный для нас с Баранкиным момент все мои чувства были обострены до предела…
Через полчаса я уже стоял на пороге ЭКО.
– Здоров, Кир Кирыч! Колдуешь? – А, Серега… Наше вам…
Мой приятель-эксперт оторвался от окуляра микроскопа и вяло пожал мне руку.
– Садись. Хлебнешь? – показал он на колбу, до половины наполненную прозрачной жидкостью.
– Спиритус вини?
– Извини, Серега, коньяк для опытов нам не положен. Чем богаты…
– Увы, не могу. Как-нибудь в другой раз. Тороплюсь. Я к тебе за помощью. Нужно срочно определить, что это за следы.
Я протянул Кир Кирычу полиэтиленовый пакет с тряпкой, которую выудил из картонного ящика с мусором в комнате Карасева.
– Старик, для тебя сделаю. Посиди. Я в лабораторию. Вот журнальчик итальянский, для мужчин. Поразвлекайся. Да не вздумай увести! Вещдок…
Вскоре Кир Кирыч возвратился.
– Ну, это просто… Сам, наверное, знаешь. На этой тряпке следы порохового нагара, оружейного масла и чешуйки свинца. Короче, этой тряпкой чистили ствол, похоже, револьвера.
– Чешуйки свинца… Слушай, Кир, а нельзя проверить, не из этого ли оружия застрелили Лукашова?
– Можно. Но на это потребуется значительно больше времени. Нужно провести спектральный анализ чешуек и пуль.
– Кир, голубчик, постарайся! С меня причитается.
– Да ладно, сочтемся. К вечеру заключение будет готово.
Поздним вечером я позвонил в ЭКО.
– Обрадую тебя, Серега, – ответил на другом конце провода усталый голос Кир Кирыча. – Именно из этого нагана был застрелен Лукашов. За бумагами зайдешь?
– Спасибо, Кир! Ну ты молодец… Бумаги завтра. Будь здоров!
Киллер
Как я по-глупому влип, простить себе не могу! Попался на элементарную уловку, как молокосос. Взяли меня Додик с Феклухой в тот момент, когда я помогал подняться старушенции, ни с того ни с сего рухнувшей прямо передо мной.
Это я уже потом понял, что старая стерва была "подсадной уткой", когда меня притащили к ней на хазу в пригородном поселке.
Додик и Феклуха ржали как помешанные…
Шеф появился на вторые сутки моего заточения.
– Ну, здравствуй, мой мальчик. – Он уселся на табурет. – Развяжите ему ноги, пусть сядет, – приказал он Додику.
(Я лежал на кровати, связанный по рукам и ногам, – эти поганцы боялись меня как огня; конечно, в данной ситуации это обстоятельство было слабым утешением).
– Шеф, да он… – Додик скорчил глупую гримасу.
– Два раза я не повторяю.
Додик поспешил исполнить приказание.
– Ты голоден? – участливо поинтересовался шеф.
Я молчал, с ненавистью глядя на его тщательно выбритое лицо.
– Не сердись. Ты сам виноват. То, что надумал завязать, – ладно. С кем не бывает… А вот то, что осмелился водить меня за нос, – это уже наказуемо. И со всей строгостью. Тебе было поручено ликвидировать жену Лукашова. С некоторых пор она стала для нас опасна. Я тебе объяснил почему. Для тебя ее кончить… тьфу! И нет. Невелика сложность. А ты все ходил вокруг да около, глаза мне замыливал, а сам лыжи вострил: билет на самолет прикупил, денежки припрятанные откопал. Те, что я тебе платил. Я! Не скупясь платил. К бабе своей собрался по-шустрому да втихаря? Ну это еще полбеды. Но за то, что ты пожалел жену Лукашова – пожалел ведь, а? – и не выполнил мой приказ, ответ держать придется. Молчишь? – Шеф закурил и посмотрел на меня задумчиво, пуская дымные кольца. – Выйди, – указал он Додику на выход. – Оставь нас одних.
Подождав, пока Додик плотно прикроет дверь, он начал:
– Как ты думаешь, зачем я тебя спасал, вытаскивал из всех твоих историй, приблизил к себе? За какие такие заслуги? Не знаешь? И мать твоя тебе этого не рассказывала… Впрочем, когда я с тобой познакомился, она уже была полностью деградированной. Водка, пьянки-гулянки… Значит, не знаешь? А я тебе расскажу. Она была моей любовницей, стала ею в четырнадцать лет. Не исключено, что ты мой сын. – Он гнусно ухмыльнулся. – Хотя… нет, не похож, совсем не похож… Видно, нагуляла тебя с каким-нибудь ублюдком. Такие дела, мой мальчик.
Он поднялся.