30 
– А ко мне?
– К вам? – Взгляд худощавого суровеет. – Кое-какие есть…
– Например?
– Ну, во-первых, мы вам советовали не копать так глубоко в деле Лукашова. Вы не послушались. И это очень прискорбно.
– Почему?
– Как вам сказать… Вы здорово подвели некоторых товарищей. К примеру, некий Лузанчик, с кем вы беседовали о наших проблемах, от расстройства принял несколько большую, чем требовалось, дозу морфия и… Надеюсь, понятно… А ему бы еще жить и жить…
Значит, они кончили и Лузанчика…
– Кого я еще… подвел?
– Узнаете в свое время.
– Это когда архангелы загудят в свои трубы?
– Думаете?.. – Худощавый снисходительно ухмыльнулся. – Ну что вы… Зачем нам это? У вас своя парафия, у нас своя. Мы антиподы, но, увы, существовать друг без друга просто не можем. Не вы, так другой, третий… Зачем нам ссориться? Каждый занимается своим делом всего лишь…
А ведь он позер… Вещает, словно с амвона… Странно, почему я вовсе не ощущаю страха? Неужели они выпустят меня живым? Сомневаюсь…
– Вы нам уже не опасны, Ведерников, – тем временем, после небольшой паузы, продолжал худощавый. – И все же мне не хочется конфронтации. Поэтому я предлагаю соглашение: вы изымаете из дела Лукашова записочку, написанную Тиной Павловной за день до смерти мужа, а мы вам выдадим его убийцу. Думаю – нет, уверен! – что вы сразу же получите повышение по службе и награду. Игра стоит свеч.
В.А.! Это он. Как же мне это сразу не пришло в голову?!
Худощавый, видимо, прочел в моих глазах, что я понял, с кем имею дело, и с высокомерным видом кивнул, клюнул своим хищным носом-клювом.
– Нет! – ответил я твердо, насколько мог. – Я в вас не обманулся…
В.А. посмотрел на часы и встал.
– Уже ночь, поздно, а у меня есть еще кое-какие безотлагательные дела. Привяжите его, да покрепче, – приказал он своим подручным, недобро зыркнув на меня ледяным взглядом.
Приказ В.А. они исполнили быстро и на совесть: через одну-две минуты я был в буквальном смысле распят на арабском кресле. Сильная боль в грубо вывернутых назад руках вдруг всколыхнула мою ненависть к этим подонкам.
– Подлец… – не сдержался я и выругался крепко, с яростью и вызовом глядя прямо в глаза В.А., стоявшему напротив. – Все равно тебя достанут. Не я, так другие.
– Весьма возможно, – иронично покривился В.А. – Правда, это очень непросто, смею уверить вас. А по поводу записки Тины Павловны… Мы обойдемся и без вашей помощи. К утру записка будет лежать в моем кармане. – Лозовой?.. – вырвалось у меня непроизвольно.
И тут же я едва не до крови прикусил губу: что ты болтаешь, олух царя небесного?!
В.А. вздрогнул. От его невозмутимости не осталось и следа: лицо пошло красными пятнами, в глазах полыхнула жестокость.
– Та-ак… – протянул он. – И это раскопал… Тем хуже для тебя – чересчур много знаешь…
В.А. задумался.
– Феклуха! – наконец прокаркал он вдруг охрипшим голосом и, показав на дверь одной из спален, резко щелкнул пальцами.
– Гы… – придурковато осклабился Феклуха и в нерешительности затоптался на месте.
Но, натолкнувшись на тяжелый взгляд В.А., отшатнулся в испуге и как-то боком, заворожено глядя ему в глаза, потопал в спальню.
– Заткни менту пасть, – скомандовал В.А. второму бандиту.
Когда тот засовывал мне в рот кляп, я едва не потерял сознание от боли в сломанной челюсти.
– Ты сам выбрал свой путь. – В.А. склонился надо мной. – Я чуть было не совершил ошибку. Я думал, что ты все-таки внемлешь голосу рассудка и оставишь это дело. А возможно, и согласишься работать на нас. Увы, увы… – Голос его стал неприятным, скрипучим. – Я обязан принять меры предосторожности, несмотря на то, что ты вызываешь во мне симпатию…
За дверью спальни, где находился Феклуха, послышался какой-то шум, затем сдавленный крик или стон. В.А. недовольно поморщился. Дверь отворилась, и в гостиную зашел Феклуха, облизывая окровавленный палец.
– Курва… – заматерился он. – Грызанула, мать ее… Все, шеф, кранты. Преставилась. Аппетитный был бабец, гы-гы…
– Помолчи! – резко оборвал его В.А. – Принеси канистру с бензином. Она в багажнике машины, – повернулся он ко второму своему подручному – тот стоял с безучастным видом, прислонившись к стене, и поигрывал уже знакомым мне автоматом "узи".
– Бу сделано… – буркнул тот и, не торопясь, вразвалку, пошел к выходу.
– А ты тащи сюда газеты, журналы, книги… любые бумаги… все, что найдешь, – обратился В.А. к Феклухе. – Да поживей! Мы сейчас обольем комнаты бензином, – снова нагнулся он надо мной, – подожжем, и все превратится в пепел. И ты тоже. А уже сегодня утром у меня будет не только эта вшивая записка, но и все остальные бумаги по делу Лукашова. Вот так.
30 
