54 
– Да бьют, суки, – простодушно сказал лысый и, морщась, помассировал кисть руки. – Все амбалы, как на подбор. Тренированные. Для них кого-нибудь измочалить – плевое дело. Первому неделю назад филюшки проканителили,[10] лежит теперь на бойне,[11] с лепилами[12] базлает.
– А нам можно их…
– Мочить?
– Что-то в этом роде…
– Сколько душе угодно. Это дело даже поощряется.
– Каким образом?
– Бляху[13] хочешь получить? – коротко хохотнул Второй. – Или откинуться?[14] Не-ет, Двенадцатый, тут все мы и копыта отбросим. Отсюда нам ходу нет. Бзик[15] чересчур секретный. Но когда бодаешься[16] всерьез, без дураков, то почет и уважение обеспечены. Понимаешь, здешние пастухи[17] хотят, чтобы выпущенные отсюда мясники знали свое дело туго. А без натуральной сшибки какой из них потом толк?
– Значит, нам позволено все… А им?
– Ты что, и впрямь валет[18] или дуру гонишь?[19] Да они могут из нас бифштекс сварганить. Потому, браток, отмахивайся, сколько сил хватает. Иначе с отбитыми печенками ты здесь долго не задержишься. Отправят тебя… наверное, уже знаешь куда…
В этот день я так и не потренировался. А следовало бы – бессонные тюремные ночи, бесконечные допросы, а затем долгое, перепахивающее мозг, словно зубная боль, ожидание последнего часа подорвали мои силы и притупили реакцию.
И уже под вечер следующего дня я горько пожалел, что не прислушался к советам Второго…
Несмотря на мои робкие попытки возразить Десятому, который был среди "кукол" – оказывается, нас здесь так прозывали – вожаком или паханом, меня записали в "наряд", состоящий из двух смертников.
Бои обычно шли через день, но приближался очередной выпуск курсантов этой сверхзасекреченной спецшколы, и потому выпускники теперь дошлифовывали искусство уничтожения противника голыми руками, чтобы не ударить в грязь лицом перед высоким начальством, которое должно было приехать на выпускные экзамены.
Потом "кукол" стало катастрофически не хватать – курсанты, еще то зверье, словно с цепи сорвались, били наших смертным боем. Можно сказать, занимались зубрежкой вопросов к экзаменационным билетам. И конечно же мои возражения и ссылки на плохую физическую форму были сродни гласу вопиющего в пустыне.
Очередь есть очередь! – коротко отрубил Десятый, и я очутился на довольно приличном татами, окруженный гогочущими амбалами, избравшими своим ремеслом насильственную смерть.
Впрочем, я был с ними одного поля ягода.
Первым дрался Одиннадцатый, рослый, жилистый кавказец с холодными немигающими глазами и длинными обезьяньими ручищами. Как я узнал, все "куклы" были разбиты парами, лишь пахан был на подхвате – заменял какого-нибудь очередного, измочаленного до неподъемного состояния смертника.
Мне дали возможность осмотреться и привыкнуть к этим гладиаторским поединкам, для начала выпустив Одиннадцатого. И на том спасибо…
Бой длился недолго. Для меня это не оказалось сюрпризом – поединки тяжеловесов (а среди курсантов и "кукол" не было почти никого весом меньше девяноста килограммов) часто решает всего один удар.
Где-то на третьей минуте кавказец пропустил сильнейший свинг в челюсть. Обычно после таких ударов противник "плывет" и добить его – дело техники, а если в конце поединка – достаточного запаса сил.
Но Одиннадцатый устоял. Он ушел в глухую защиту, и курсант молотил кавказца еще минуты две, пока тот не рухнул на татами, словно подрубленное дерево.
О сопернике Одиннадцатого нужно сказать отдельно. Мне никогда не приходилось встречаться в поединках с исполнителями особых поручений из спецслужб. Я был наслышан о них от ребят, с которыми тренировался, и от тренера, хотя тот подобных тем старался избегать.
Уже гораздо позже я узнал почему: некоторые из его учеников были завербованы соответствующими органами и редкие встречи с ними не доставляли ему радости – гуманист по природе, великий мастер кунфу, он преклонялся перед духовным началом восточных боевых искусств и отвергал грубую, примитивную силу и жестокость, взятые на вооружение наставниками по рукопашному бою в системе спецслужб.
Внимательно наблюдая за курсантом, обрабатывающим кавказца, как боксерскую грушу, я сразу же отметил неизвестную мне школу восточной ориентации. Судя по стойкам и работе рук и ног, это могло быть силовое окинавское каратэ, правда, в достаточно скверном исполнении. Похоже, базовую технику ему в свое время преподавали совсем иную, и только здесь стали учить основным принципам более эффективной системы рукопашного боя.
54 
