57 
Кухня в квартире не полагалась, но в гостиной был бар с холодильником и набором прохладительных напитков, а в небольшом серванте стояла разнообразная посуда.
Курсантская столовая поражала стерильной чистотой и отменным качеством блюд. Еда была непритязательной, может чуть разнообразней обычного офицерского стола в моем бывшем разведбате, но сытной, по-домашнему свежей и вкусной.
В столовке всегда стояла чинная тишина, нарушаемая лишь легким стуком вилок и ложек и сопеньем умотанных занятиями курсантов. Преподаватели питались на дому; еду им доставляли вестовые в серых, похожих на униформу, костюмах.
Кем были эти люди, я пока не знал, а расспрашивать новых знакомых не счел нужным – в разведке чрезмерное любопытство считалось верхом дурного тона.
Своих преподавателей мы никогда не видели, а различали только по голосам. Аудиториями нам служили наши кабинеты с мониторами компьютеров, недремлющим глазом учителя являлся объектив телекамеры, установленной перед письменным столом, а голос – вероятно, измененный – обретался во встроенном в стенку динамике.
Телевизора, радио и иной цивилизованной барахлятины нам не полагалось, за исключением газет, приходивших с недельным опозданием, и местного телефона, вечного молчуна.
Из руководства мы были знакомы только с начальником школы Виленом Максимовичем и нашим групповодом, классным наставником или как там еще можно его назвать, Александром Александровичем, а проще – Сан Санычем.
В каких чинах они ходили, где и когда потеряли свои настоящие имена (даю голову на отсечение, что это так), было записано только в досье ГРУ. А что я попал в орбиту именно этой конторы, мне доложил полковник Кончак в последнем нашем разговоре, когда разъяснял, что за командировка мылится мне на ближайший год.
Знали мы еще и двух врачей из лазарета нашего сектора: добродушного толстяка и знаменитого выпивоху Варварыча – Варфоломея Варламовича, и Сучье Вымя, сиречь Сухия Вышеславовича, холодного, словно медуза, и мерзопакостного, как никто иной в нашей школе.
Похоже, имен своих они не меняли, – чтобы выдумать такие, нужно быть поистине великим знатоком русского языка. Не думаю, что ГРУ больше нечем заниматься, кроме упражнений в словесности.
Мы учимся черт знает чему и зачем: запоминать лица людей, номера машин, десятки предметов, разбросанных по столу; выявлять слежку и уходить от нее – рубить "хвост"; изучаем языки ускоренным методом – наверное, чтобы доходчиво пожелать какому-либо кандидату в покойники всех благ в ином измерении; вслепую разбираем-собираем оружие любых марок, калибров и предназначения; совершенствуемся в стрельбе – в статике, в падении, на бегу, по-македонски (на бегу с двумя пистолетами), на звук, ночью на свет и даже вслепую, руководствуясь только интуицией и вообще непонятно чем.
По уши в мазуте, мы ковыряемся во внутренностях "мерседесов", "БМВ", "вольво", "мазд" и тэдэ, и тэпэ. Гоняем на них по мотодрому и пересеченной местности до изнеможения и до дикой боли во всех суставах.
Мы прыгаем в огонь, будто саламандры, зарываемся в землю, как кроты, ныряем в омуты, словно амфибии. Мы лазаем по деревьям, как мартышки, и летаем на дельтапланах. Нас учат выживать в любых условиях, в любой точке планеты.
Потому что по окончании спецшколы мы должны при необходимости разыскать любого, самого хитрого и тренированного врага Родины, где бы он ни спрятался, и ликвидировать одним из сотен выученных на курсах способов быстро, без сожалений и бесследно.
Почти вся эта мудистика была мне знакома и до спецшколы – подобное преподавали и в учебке. Правда, не в таком объеме и в несколько иной подаче материала.
Афганская война добавила мне перцу в кровь и в мозги, а потому на многое из того, что вдалбливали преподаватели курсантам, я смотрел как на летающую корову: не очень удивляйся, а побыстрее прячься под крышу – чай, не птичка, помету будет килограмма на два с хвостиком.
Что я и делал – пользуясь немалым боевым опытом и отменными физическими кондициями, сачковал, где и как только мог.
Может, мои хитрости, наверняка шитые белыми нитками, преподаватели и видели, но помалкивали – разве можно было сравнивать меня, Волкодава, с остальными курсантами, большинство из которых даже не нюхали пороху?
Но, если честно, среди них были лбы будь здоров, подкованные в нашей диверсантской науке на "отлично". И где только практику проходили?
57 
