160 
Пришла тут весточка с воли от Витьки-Шила, в которой тот преинтереснейшие вещи излагает, причем подробнейшим образом все отписывает, как узнал и откуда.
– Витька-Шило – тут, я вижу, кое-кто его знает – человек по жизни любопытный, что твой кошак или что твой опер, – так это излагал Мойка. – Вот его любопытство и разобрало, кто таков этот Спартак, чем славен, на что может сгодиться в случае чего, чай, мы все в Ленинграде-городе и дальше проживать намереваемся.
И Шило не поленился, отыскал тот дом («Хотя, – особо подчеркнул Мойка, – его никто об этом не просил»), в котором жили Спартак и Марсель. Отыскал он, вернее, не дом, а место, где дом стоял. Потому как от дома остались одни руины, которые нынче активно разбирают пленные немцы. Шило уж готов был повернуться и уйти, но зацепился языком с каким-то случайным мужиком, а тот оказался бывшим дворником этого дома, по старой памяти захаживающим на место прежней работы и обитания. Слово за слово, Шило с дворником разговорились. Потом для продолжения беседы по русскому обычаю (и это неважно, что дворник – натуральнейший татарин по имени Ахметка) сговорились раздавить на двоих чекушку.
«Помнишь такого-то, – спрашивал за чекушкой Шило, – а такого-то?» «Кто во дворе проживал, всех помню, – отвечал дворник. – Спартак и Марсель, говоришь? Ну а как же не помнить! Из третьего подъезда, в пятидесятой квартире жили оба-двое».
А потом дворник похвалился, что ежели он кого и чего вдруг позабудет, то всегда есть чем освежить забуксовавшую память. И совсем не водкой, а гораздо менее зловредным средством. Оказалось, что на следующий день после бомбежки дворник отыскал среди руин домовые книги и взял себе. Они до сих пор лежат у него, на новой квартирке. Пытался еще во время блокады отдать их в райисполком, но там сказали, пусть побудут у тебя, сейчас не до того, а когда надо будет – заберем. Так и не забрали.
Поскольку одной, как заведено, оказалось мало, то Шило прикупил вторую чекушку. А распивать ее отправились к дворнику на новую хазу. Там Витька-Шило и полистал те самые домовые книги, поводил пальцем по строчкам, почитал записи про жильцов – кто в какой квартире проживал, кого выписали, кого вписали, кто в каком году родился или же, наоборот, скончался. Все это сопровождалось байками дворника про судьбы человеческие. «Вот видишь, жизнь, какая она, если б заранее знать, кого куда судьба кидает». Про то, кто развешанное во дворе белье подпалил да велик упер, а потом стахановцем стал или в художники выбился.
Под гундеж дворника Шило дошел и до квартирки под номером пятьдесят, вчитался в список жильцов...
Сам бы Витька ни на что такое, конечно, не обратил бы внимания, но дворник завел очередную историю из серии «кого куда судьба кидает» и поведал о том, как один парнишка («хороший был такой, со шпаной не путался, здоровался всегда, грамотный, мы думали в люди выйдет, а он, вишь ты, в НКВД записался, теперь, грят, где-то в лагере служит»). Вот из-за этих слов дворника про НКВД и лагерь Шило на всякий случай и запомнил имя-фамилию «толкового парнишечки», который жил в непосредственном соседстве с Марселем и со Спартаком.
Уже на следующий день Витька-Шило установил, кто таков этот «парнишечка толковый». На малине он поведал байку о том, как жили-были через стену друг от друга пацаны, по одному коридору носились, в одном дворе играли, на одной кухне у маток хавку клянчили, но вот один стал вором, а другой заделался легавым, вот она-де какая сука-жизнь. Назвал Витька имя с фамилией... «Как, говоришь, кличут этого легаша? – переспрашивает вдруг один из людей на малине. – Да это ж Кум наш, точняк! Все в масть и тютелька в тютельку! Не может быть таких совпадений!» Оказалось, бродяга этот, случившийся на малине, недавно вышел на свободу с чистой совестью и откинулся он аккурат из того самого карельского лагеря.
– Как выясняется, на совпадения жизнь богата, – сказал Мойка, к концу рассказа заметно приободрившийся оттого, что слушали его внимательно. – По всему выходит, что все трое проживали в одной коммуналке. А мы об этом почему-то ничего знать не знаем, ведать не ведаем, хотя чего там вроде скрывать-то! Так я вам скажу, почему не знаем и что скрывать...
Мойка, как положено, сперва выдержал театральную паузу, а потом выложил довесок. Весомым получился довесок – как козырной картой по столу шлепнул. Оказывается, Витька-Шило еще кое-что узнал от разговорчивого дворника, сыпавшего байками про жизнь двора, что твой Шахерезад.
160 
