— Тогда до завтра, — произнес он.
— До завтра.
Кэтрин посыпала аллею солью, но все равно трудно было подниматься по дороге и при этом не падать. Перед домом ему пришлось ухватиться за перила задней лестницы.
— Кэтрин! — позвал он жену, оказавшись на кухне.
Она вошла и обняла его.
— Боюсь, у нас здесь сейчас многовато народу. Приехали Тесс и Эбби. У них в Феррисе отключилось электричество, и я пригласила Салли с дочками к нам.
— Они у нас ночуют?
— У них нет отопления. Слава богу, у нас дровяная печка. Полгорода сидит без тепла.
— Привет, Джон. — Салли Вестленд, коренастая блондинка в свитере из оленьей шерсти, помахала ему из гостиной. — Извините, что свалились как снег на голову.
— Ничего-ничего. Мы вам только рады, Салли. Оставайтесь сколько захотите. Сколько у вас уже нет света?
— С прошлой ночи. Починят — и через полчаса опять отключается. И так много раз.
— Это только в Феррисе? Я видел, что на Эйрпорт-роуд свет есть.
Снаружи раздался чудовищной силы взрыв.
— Это еще что?! — вскрикнула Салли.
— Ветка, — успокоила ее Кэтрин. — Это сучья ломаются и падают с таким звуком. Спать под эти звуки бывает непросто.
— Каждый раз душа в пятки уходит, — пожаловалась Салли.
Кардинал отвел Кэтрин в сторону:
— Ты говорила с отцом?
— Часа два назад. У него вроде бы все в порядке. Сюда его сейчас, конечно, не стоит привозить.
— Съезжу проверю, как он там. А то не усну. Кстати о сне: у нас тут все-таки не отель «Шератон». Думаю, Салли с девочками может переночевать в комнате Келли, а если я уговорю отца пожить с нами, он может лечь на складном диване.
— Он ненавидит складные диваны. Если он приедет, нам нужно будет придумать для него что-нибудь еще.
Кардинал был на вершине холма Эйрпорт-хилл, когда отключилось электричество. Без единого звука шоссе погрузилось в непроглядную тьму, словно кто-то набросил на машину брезент. Он остановился, прижавшись к обочине, и стал ждать, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы снова тронуться в путь.
«Камри» Кардинала ползла по гребню холма, фары выхватывали из мрака конические куски освещенного пространства. Потом он свернул на Каннингем-роуд. По этой грязной дороге быстрее было бы сейчас идти пешком. Ее никто и не думал посыпать солью, и поверхность напоминала хоккейную площадку. Кардинал ехал на первой передаче. Тьма вокруг была такая непроницаемая, что он уже засомневался, разглядит ли отцовский дом, но, когда он с трудом миновал последний изгиб Каннингем-роуд, из-за туч вышла луна, и между деревьями стал виден белый дом, а на фоне освещенного луной облака — темный силуэт медной белки, с носа и хвоста у нее свисали сосульки.
В доме было темно.
Кардинал, обойдя его вокруг, поднялся на заднее крыльцо. Изнутри пробивалось фосфоресцирующее сияние. Отец, услышав шум, подошел к двери. На нем было пальто.
— Какого черта ты сюда явился?
— Я тоже рад тебя видеть, папа. Заехал посмотреть, как ты тут.
— Все отлично, спасибо. — Отец смотрел на него из полутемной кухни. За его спиной посвистывала переносная лампа на батарейках.
— Но у тебя нет электричества.
— Ты не поверишь, Джон, но я об этом догадался еще до твоего приезда.
— Папа, но у тебя и отопления нет. Почему бы тебе не переночевать у нас?
— Потому что мне и здесь неплохо. Сейчас не холодно, у меня есть лампа «Коулмен» и хорошая книжка. А еще транзистор и походная печка «Коулмен», на случай, если понадобится согреть воды.
— Не стоит пользоваться этой печкой. Она выделяет угарный газ, ты отравишься.
Отец прищурился:
— Я об этом знаю. Я буду ею пользоваться на крыльце.
— Поехали к нам, папа. Может быть, электричество еще несколько часов не включат.
— Мне и здесь хорошо. А теперь… или ты еще что-то хотел?
— Папа…
— Спокойной ночи, Джон. Да, кстати, как ты съездил в Монреаль?
— Отлично. Слушай, если ты одну ночь проведешь с нами, это еще не будет означать, что ты совершенно беспомощен. Пойми ты, сейчас ледяная буря. Тебе не кажется, что ты поступаешь неразумно?
— Никогда мне не нравился Монреаль. Наверное, потому что я не говорю по-французски. Никогда не видел необходимости учить этот язык. В общем, спасибо, что навестил, Джон. Надеюсь, во вторник заедешь ко мне пообедать.
— Папа, господи, ну что ты собираешься делать? Спать под десятью одеялами?