76 
Судье такое его поведение не понравилось. Совэ признали виновным по всем пунктам и дали ему двенадцать лет. Двенадцать лет — за то, что он сам покалечился при взрыве бомбы и за то, что взрывом выбило несколько окон. Тут у Совэ прорезался голос.
«Двенадцать лет, — возгласил он. — Двенадцать лет — а ведь никто, кроме меня, при взрыве не пострадал. Когда я служил в антитеррористическом отряде, я делал кое-что похуже. Да, кое-что гораздо хуже». И началось. Это было как снежный ком. В конце концов после всех слушаний и комиссий создали Канадскую разведслужбу. Многие хорошие люди потеряли работу. Например, Алан Масгрейв.
— Отец Малькольма Масгрейва? — уточнила Делорм.
— Алана выгнали. Он и раньше пил, а тут стал пить еще больше. И через полгода застрелился. Меня это потрясло.
— Господи, — сказал Кардинал. — Неудивительно, что Малькольм Масгрейв терпеть не может разведслужбу.
— Есть много причин быть ими недовольным, но эта — вполне убедительная.
— Я все-таки не понимаю, — признался Кардинал, — зачем Совэ хотел взорвать этого владельца магазинов?
— Никто не знает. Этот сукин сын ведь отказался помогать следствию. Считают, что он подрядился выполнить работенку для мафии. Семейство Котрони контролировало конкурирующую сеть продовольственных магазинов — и вот они решили таким образом послать предупреждение сопернику. А Совэ был, так сказать, посланцем.
— Какие резкие перемены в карьере, — заметила Делорм. — От работы в Конной полиции до работы на мафию. Как такое могло случиться?
— Об этом лучше спросить самого мистера Совэ.
Связь Совэ с мафией заставила Кардинала задуматься, не тянется ли отсюда нить к Леону Петруччи. Но он не мог себе представить, чтобы мелкий мафиозо, чья сфера интересов не простиралась дальше сети автоматов, продающих в Алгонкин-Бей газированную воду, вдруг заказал убийства американца и врача. Тем не менее Кардинал решил пока не вычеркивать эту версию.
Он свернул с автострады и несколько километров ехал по проселочной дороге мимо ферм все более удручающего вида. Затем показался криво повешенный указатель с надписью «Сегинвилль», но оказалось, что это не город, а просто развилка дорог. Мелкий дождь моросил над пустынными полями. Чтобы добраться до жилища Совэ, пришлось проехать еще три километра по неровной и, очевидно, распаханной дороге, зигзагами идущей на север.
Сам дом был почти не виден за березами, окруженными густым подлеском. С дороги казалось, что это двухэтажное строение, но когда Кардинал свернул на отвратительную подъездную аллею, обнаружилось, что половина верхнего этажа давно обвалилась. Летом это, наверное, выглядело еще непригляднее, зимой же резкие очертания полуразрушенных стен были смягчены снежными шапками.
Потрепанный пикап стоял перед остовом сарая, единственная целая стена которого представляла собой ржавый рекламный щит, призывавший пить Лорентидский эль. Позади него приткнулась лодка, над сугробами поднимались ее нос и корма. Обычно такую лодку не увидишь на подъездной алее или на заднем дворе: это было не транспортное средство для отдыха и развлечений, а настоящее буксирное судно, которому было не меньше семидесяти лет, но, невзирая на столь почтенный возраст, нос его все равно был упрямо задран в небеса, словно лодка и сейчас рассекала волны невидимой реки. Но Кардинал не сел бы в лодку с такими швами даже на суше, что уж говорить о реке Святого Лаврентия.
Робер Совэ вышел из дома и оказался на аллее, прежде чем Кардинал успел выйти из машины. На уровне живота бывший капрал держал дробовик двенадцатого калибра. Даже с такого расстояния было видно, что левая половина лица у него изрыта вмятинами, как и его дом. Один глаз скосился на Кардинала, а другой, стеклянный, сохранял невозмутимое спокойствие. Бороды у него не было, но по его лицу ясно читалось, что бритвой он не пользовался много дней. Он произнес всего одно слово — скорее как вызов, а не как приветствие:
— Бонжур.
— Извините, — сказал Кардинал на том же языке. — Я не очень хорошо знаю французский. Вы говорите по-английски?
Бывший капрал не ответил. Кардинал пожалел, что рядом нет Делорм. Он попробовал продолжить по-английски:
— Вы не могли бы на минутку убрать эту штуку?
Но ружье по-прежнему целилось ему в живот.
Кардинал снова перешел на французский, хотя это давалось ему с трудом.
76 
