— Ладно, будьте вы прокляты! Вы спрашиваете меня про то, что я не обязан знать! Теневая политика ЦРУ? Сверхсекретные операции? Ну откуда мне про это знать? В конце концов, я простой лошадник. Если вы хотите узнать, что я думаю, — пожалуйста. Но это все догадки, слухи и домыслы, имейте в виду. Я рассказываю вам об этом только потому, что мы с Шекли были близкими друзьями. Потому что мы с ним оба были как паршивые овцы в стаде и нам обоим нравилось хорошо делать свое дело.
— Отлично. Мы вас слушаем.
Совэ глубоко вздохнул и начал монотонно вещать, словно эту лекцию он читал уже много раз:
— Канада вызывала большое раздражение США во времена Никсона. Во-первых, мы предложили им отменить эмбарго Кубы. А янки просто бесятся, когда им напоминают о Кубе. Во-вторых, мы укрывали у себя целые самолеты уклонистов, не желавших воевать во Вьетнаме: вряд ли это могло понравиться в Вашингтоне. В-третьих, в самый разгар холодной войны премьер Трюдо объявил Канаду безъядерной зоной. Безъядерной! То есть мы перестали содержать серьезную армию. Штаты тратят миллиарды на оборону, а мы норовим въехать в рай на чужом горбу. И в-четвертых, у Трюдо были слишком длинные волосы. Я не шучу. Мы же говорим о Ричарде Милхаусе Никсоне, а он был настоящий параноик.
Никсону и его приспешникам нужно было немедленно изменить позицию своего северного соседа. Им надо было, чтобы у власти оказались консерваторы — кто-то, кто будет придерживаться той же точки зрения на Вьетнам, холодную войну и ядерное оружие, что и американцы. И Никсоново министерство реальной политики решило, что лучше всего для достижения этой цели поступить так: до смерти запугать население Канады, чтобы народ проголосовал за другую партию. Но имелась одна большая проблема.
— Пьер Трюдо.
— Пьер Трюдо. Это были времена трюдомании. Как им заставить канадцев узреть истину? И они придумали. Квебек тогда бурлил. Может, подогреть его до кипения? Пусть остальная Канада всполошится. А когда народ поймет, что Пьер Трюдо слишком мягкотел, его сметут и выберут на его место сурового консерватора. Это была даже не политика. Это было просто — «а что, если…». Сценарий.
А Шекли должен был оценивать выполнимость этих задач. Спецслужбы всегда этим занимаются — проводят учения, обкатывают теории. Поэтому Шекли внедрил своего человека в ФОК. И внедрил он его очень удачно. И вот, когда Шекли уже готов пуститься во все тяжкие, ребята из Лэнгли вдруг отыгрывают назад. И говорят ему: мол, спасибо, не надо. Но Шекли продолжает вести игру. Он продолжает опекать Гренеля. Вот почему он исчез. И вот почему после похищения Готорна и Дюкетта вся полиция Монреаля разыскивала не только Даниэля Лемойна и Бернара Теру, но и Майлза Шекли.
— Вы думаете, он приказал Гренелю убить Дюкетта?
— Какая разница? — Совэ плюнул на газовую плиту, вызвав шипение, похожее на помехи в приемнике. — Рауль Дюкетт уже тридцать лет как покойник.
23
Кардинал с Делорм остановились позавтракать в маленькой придорожной закусочной под названием «У Маргариты». Кардинал успел мысленно отрепетировать заказ по-французски, но когда Маргарита, необъятная женщина в очках с толстыми, как пепельницы, стеклами, выслушала его, она рассмеялась.
— Почему она смеется? По-моему, я все правильно сказал.
Делорм покачала головой:
— Это все твой акцент. Тебе кажется, что франкоканадцы говорят по-английски очень забавно, но, поверь мне, они и в подметки не годятся англосаксам, которые пытаются говорить по-французски.
— Хватит. Больше никогда ни слова не произнесу по-французски.
— Не глупи. У тебя очень хорошо получилось.
— Чертовы французы. И они еще удивляются, почему остальное население страны их терпеть не может.
— Прекрати. Ты заговорил, как Маклеод.
— Шучу.
Делорм выглянула в окно. По обе стороны шоссе тянулись поля. Солнце еще не успело подняться высоко и бросало на ее волосы рыжие блики.
— Думаешь, Совэ сказал нам правду? — спросила она.
— От правды он выигрывал больше. К тому же все, что он сказал, вписывается в то, что мы слышали от других. Думаю, больше нам из телефонных контактов Шекли ничего не извлечь.
Хозяйка заведения принесла еду: для Кардинала — гамбургер, а для Делорм — тарелку poutine — франкоканадской мешанины, состоящей из жареной картошки, соуса и расплавленного сыра.
— Господи, Делорм. Как ты можешь это есть?