98 
Утром они первым делом начинали искать свежие следы зверя и чаще всего находили, потому что почва в бухте была песчаной, а там, где росли деревья, – еще и с примесью красной глины, и отпечатан лап хищника – в особенности после дождя – были четкими и хорошо различимыми, как на пластилине.
– Надо бы устроить ему ловушку, – говорил Люсик.
– А ты умеешь? – спрашивал Малеванный.
– Ну… что-нибудь сообразим…
– Делать нам больше нечего, как заниматься ловушками для леопарда, тем более что ни ты, ни я понятия не имеем, как их мастырить, – огрызался вор. – Пусть ходит, хрен с ним. Не трогает нас – и ладно. Он на острове хозяин, а не мы.
– Можно устроить засаду и подстрелить, – тянул свое Люсик.
– Это ты хорошо придумал, – с иронией отвечал Малеванный. – Леопард, конечно, такой дурак, что выйдет прямо под выстрел, порвет на себе тельняшку и с криком «Банзай!» помрет смертью храбрых. Как бы не так. Это хитрая сволочь, его на мякине не проведешь.
– Ну почему же. Мы знаем, где он обычно ходит, и если ночью забраться на дерево…
– Слушай, не заставляй меня думать, что ты круглый идиот! Кто на это дерево полезет, да еще в потемках, ты? Нет, фраер, тебе придется быть приманкой, чтобы леопард пришел куда надо. Станешь под дерево и будешь хрюкать, как свинья. Что, слабо? То-то же. И если мы его не убьем, а только раним, то я тогда и гроша не дам за наши жизни. Эти кошки живучи и мстительны как сто чертей.
В конце концов вопрос с леопардом решили оставить на потом…
Люсик постепенно втягивался в островную жизнь. Иногда ему казалось, что в нем поселился другой человек. Этот ДРУГОЙ был хитрым, изворотливым, неприхотливым и главное – способным на решительные действия, вплоть до убийства.
Да, Люсик дошел до такого состояния, что готов был убить не задумываясь. Если бы кто-нибудь сказал ему два месяца назад, что он сможет бестрепетно потрошить птицу или свежевать оленя, когда руки по локти в крови, Люсик в лучшем случае закатил бы истерику, а в худшем упал бы в обморок.
Люсик с детства не выносил вида крови. Когда ему нужно было запломбировать зуб, тетка тащила его к врачу, что называется, на аркане, а дантист привязывал Люсика к зубоврачебному креслу, потому как он устраивал такие «концерты», что очередь возле кабинета рассасывалась мгновенно.
Теперь же Люсик стойко переносил все невзгоды, и даже травмы, которые нанес ему удав, зажили на удивление быстро, и он о них почти не вспоминал.
Что касается его отношения к Малеванному, то и оно претерпело значительные метаморфозы. Сначала Люсик боялся вора, затем боязнь превратилась в обожание, потом он и вовсе превратился в шестерку, которой можно было помыкать, как вздумается, и даже бить, но в конечном итоге в его душе опять что-то перевернулось, и Люсик вдруг стал ершистым и неуступчивым – по крайней мере, внутренне.
Иногда он смотрел на сонного вора и мстительно думал, что неплохо бы перерезать ему во сне глотку. Обычно такие мысли посещали его после очередной зуботычины. В такие минуты от расправы над «сердечным другом» его сдерживало лишь единственное обстоятельство – он боялся остаться на острове в полном одиночестве.
Конечно, можно было примкнуть к компании алкаша, но Люсик почему-то возненавидел Гараню лютой ненавистью. Не говоря уже о Фиалке, которую он готов был задушить при первом удобном случае.
Поэтому Люсик безропотно терпел выходки вора, внешне стараясь выглядеть все тем же забитым и трусливым малым, не способным и муху обидеть. Но в его душе уже зрело убеждение, что долго так продолжаться не может…
Чтобы жаркое не подгорело, Люсик время от времени набирал соленой воды из бухты и поливал ею тушку оленька. На душе у него было муторно. Он пился на Малеванного, который дал маху, не продолжив дальнейшие поиски следов Гарани, и с раздражением отмахивался от мошкары, тучей налетевшей на пляж, чего раньше не случалось.
На удивление всех «робинзонов», ожидавших в этом отношении худшего, на побережье острова, где находилась бухта, вредных насекомых было мало. Может, потому, что ветер почти все время дул со стороны океана и выдувал с пляжа всю летающую, кусающую и кровососущую нечисть.
Люсик разворошил поленья, чтобы языки пламени не доставали до туши оленька, и в очередной раз направился к воде со своим бамбуковым «ведром». Неожиданно его словно кто-то за ногу придержал. Люсик остановился как вкопанный, не веря своим глазам, – неподалеку от острова шло небольшое судно!
98 
