По мере того как дом затихал, мышиная возня, напротив, набирала силу. Чуть погодя к ней подключилась кошка, мягко, зато увесисто скача по полу. Но я уже задремывала, и даже шикать на нее было лень.
...снег... он ухитряется залетать даже в сны... даже в лето, потому что зима мне почему-то никогда не снится...
В середине сеностава, месяца, когда распускаются и начинают пушить тополя, на всё живое снисходит тихое летнее умиротворение. Голуби важно расхаживают по колено в теплой, липнущей к лапкам поземке, котята, дурачась, гоняются за белыми клочьями, а воробьи хозяйственно подбирают их для выстилки гнезд уже второго в этом году выводка. Селяне же, забыв, как три месяца назад ругали опостылевший, всё никак не желавший сползать с пашен снег, умиленно наблюдают за неспешным полетом его брата-близнеца, не тающего, но и не жалящего.
И дымчатый детеныш с голубыми глазами беззаботно кувыркается в траве, еще не зная, что через полчаса на поляну выйдут люди, которые не спутают его ни с волком, ни с человеком. А если бы и знал – что с того? Ведь у него есть мать, которая непременно придет ему на помощь и защитит от кого угодно.
Он даже представить себе не может, что она опоздает всего лишь на десять минут. Всего лишь на разделяющую город и логово версту.
И никогда его больше не увидит.
...Я ненавижу тополиный пух...
Разбудило меня негромкое ржание. То ли подал голос один из хозяйских коней, то ли вообще приснилось, но я успела приподняться на локтях и тревожно прислушаться, прежде чем сообразила, что уж мне-то вскакивать совершенно ни к чему.
«Жалко»... Щенок, если ты действительно сподобишься стать колдуном, через десяток-другой лет ты поймешь, что жалеть надо не того, с кем расстаешься ты, а тех, кто уходит навсегда... и быть готовым в любой момент расплатиться по счетам совести – что ты хотел сказать и не сказал, что мог сделать и не сделал...
Разумеется, ничего я больше не услышала. Судя по деловитому тараканьему шуршанию в луковой шелухе под печкой, светать еще начнет не скоро. Выйти, что ли, в самом деле на улицу, проветрить голову, а заодно убедиться, что вокруг села не шастает кто-нибудь позубастее волков?
Оглядевшись, я обнаружила у себя под боком спящую кошку, а на груди – усекновенную ею мышь. Брезгливо взяв покойную двумя пальцами за хвостик, я направилась было к двери, решив совместить прогулку с похоронами, но, заметив на одеяле у Мрака такой же серенький комочек, рассудила, что, где одна мышь, там и для второй местечко найдется.
На улице по-прежнему шел снег, редкий, но крупный, беззвучно кружась в воздухе стайкой мохнатых ночных бабочек. Изредка показывалась луна, окидывала землю бдительным светом и снова пряталась в засаде из клочковатых туч. Словно кого-то разыскивала, надеясь застать врасплох. Даже мне стало жутковато. Потоптавшись на пороге, я малодушно оглянулась через плечо, в теплую и уютную темноту сеней и внезапно обнаружила, что стою в них не одна.
К своему удивлению (и даже гордости!), я не заорала и не завизжала. Только беззвучно рявкнула ему в лицо, на мгновение сверкнув клыками в удлинившихся челюстях.
Верес и бровью не повел.
– Не спится? – спокойно поинтересовался он, растопыренной пятерней приглаживая встрепавшиеся волосы.
– Не смей больше так делать! – Колдун озадаченно отдернул руку.
– Что, так и ходить лохматым, как... хм... оборотень?
– Не подкрадываться ко мне!
– И не думал. Шел, честное слово, я не хотел тебя испугать. Ты просто слишком увлеклась и не услышала моих шагов.
– Я не испугалась, – проворчала я, снова поворачиваясь к двери. – Не волнуйся, я не собираюсь бегать по селу и перегрызать глотки спящим. Тем более твоему дружку.
Верес поежился, обхватывая себя руками. В просторной, выпущенной из штанов белой рубахе, с бледным лицом и черными волосами, он походил не то на вампира, не то на привидение какого-нибудь аристократа, отравленного ревнивой любовницей. Для более прозаической кончины не хватало кинжала в спине или веревки на шее.
– У меня и в мыслях ничего такого не было! Случайно проснулся, почувствовал, что под дверь тянет холодом, встал закрыть, увидел тебя и подошел спросить, в чем дело.
– Ну да, разумеется.
– Шел, клянусь...
– Не надо. Я тоже знаю ваш кодекс. Клятвы с нежитью не имеют никакой силы, если не скреплены заклинанием.
– Прочитать?
Я вздохнула. Бессмысленный разговор на дурацкую тему. И чего я, собственно, так завелась? Он вовсе не обязан мне доверять. Даже наоборот.