Последние отзывы

  141  

Самое интересное, что наглость этих заявлений возмутила даже многолетних противников царской России – Бакунина с Герценом. Бакунин на короткое время забыл собственные призывы развалить до основанья все до единого государства, осудил поляков за их непомерные требования и предложил вполне здравую мысль: России следует отпустить Польшу, но и Польше в этом случае следует строить свою державу исключительно на основе земель, населенных этническими поляками (правда, он тут же сбился на обычную свою проповедь о «федеративном союзе вольных общин»).

Герцен поначалу тоже возмущался, печатно заявляя, что «Киев такой же русский город, как и Москва», – но потом и его потянуло на привычные революционные лозунги…

Итак, восстание… Исторический опыт учит: революция в любой стране может победить только тогда, когда ее поддержит основная масса населения – крестьянство. Этого-то как раз в Польше и не случилось. Основную массу восставших составляли безземельная и малоземельная шляхта, городские ремесленники, мелкие лавочники, маргиналы. Сохранилось любопытное военно-судебное дело: некий шляхтич Ельский «чистосердечно сознавая, что, будучи без куска хлеба и доведен до крайности, решился пробраться за Гродно с намерением поступить в шайку мятежников, которые платят жалованье, и на дорогу получил 10 рублей серебром» (50).

Секретная сводка, направленная императору Александру II, сообщала: «Можно с уверенностью сказать, что главный контингент участников восстания составляет масса безземельной и неимущей шляхты, не имеющей ничего общего с крупным дворянством; мастеровых, торговцев, чиновников, врачей, сельских и городских ксендзов, однодворцев и мещан».

Упомянутые «сельские и городские ксендзы» опять-таки в массе своей происходили из простонародья: крестьянские дети, сироты, получившие образование за счет филантропов. Верхушка польского католического духовенства недвусмысленно держалась в стороне от восстания. Как и большинство крупных помещиков, они были людьми в меру циничными и считали, что не особенно и важно, какая вывеска красуется на прибыльном предприятии: «Государь Император» или «Ясновельможный Пан Круль». А еще они всерьез боялись, что революционная волна невзначай сметет и их немалые привилегии…

Главари повстанцев, представители древнейших фамилий, тоже не горели желанием обустраивать царство Божие на земле. Великая Польша от моря до моря им представлялась не фермерской республикой на американский лад, а уютным местечком, где благородные паны будут по-прежнему владеть всем от горизонта до горизонта, а «быдло», независимо от национальности, станет исправно гнуть спину на землях магнатов. Одним из первых же декретов «правительство» повстанцев поторопилось сообщить, что за помещиками остаются их права на леса и пастбища. И панская землица, само собой, остается неприкосновенной.

Легко догадаться, что крестьяне (в том числе и этнические поляки) этакие новости встретили крайне неодобрительно. Крестьянская психология испокон веков в этом вопросе незатейлива: все на свете, любые мятежи и заварушки, любые реформы и преобразования рассматриваются в первую очередь с точки зрения землицы: добавят или отберут? Можно будет пощипать помещиков, или земли по-прежнему окажутся недоступными, а за пользование пастбищами будут драть три шкуры? Часть крестьянства все же выступила на стороне восставших – но не настолько большая, чтобы можно было говорить о «едином порыве» и «всенародном мятеже». К тому же восставшие быстро раскололись на две партии: «красных» и «белых». «Красные» как раз и стояли за то, чтобы безвозмездно раздать крестьянам в случае победы всю помещичью землю, леса и пастбища, покосы и луга. «Белые», как и следовало ожидать, взвились: они еще готовы были пошуметь о свободе, но категорически не хотели расставаться ради нее с угодьями и поместьями…

И наконец, против плана «Великой Польши от моря до моря» тут же проголосовали вилами крестьяне тех мест, где поляки пребывали исключительно в качестве панов: украинцы, белорусы, литовцы. Началась неразбериха в стане восставших, плавно перетекавшая в хаос, – и в Польшу двинулись русские полки.

Ах да! Восставшие на сей раз пытались привлечь на свою сторону и польских евреев. В прошлый раз, когда те, поддавшись общему настроению, простодушно пожелали тоже бороться за свободу, военный министр повстанцев заявил: «Мы не позволим, чтобы еврейская кровь смешивалась с благородной кровью поляков. Что скажет Европа, узнав, что в деле завоевания нашей свободы мы не могли обойтись без еврейских рук?» (256).

  141