7 
Полковник смотрел на него ненавидяще, но порывы гнева сдерживал профессионально. «Нельзя было иначе, – подумал Костя, вместо очередной сигареты подгребая к себе всю пачку. – Даже если это не проверка по просьбе Джинна или Скляра. Даже если он был вполне искренен и их спецура в самом деле страстно желает присмотреть за шебутными иностранцами, как приличной спецуре и положено. Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, мы идем, пока врем… Другой линии поведения попросту нет. Риск, конечно, но если этот лощеный хмырь пашет на Джинна, и вовсе завалишь дело…»
– Рискуете… – процедил полковник, сверля его неприязненным взглядом.
– Такова се ля ви, – сказал Костя нормальным тоном, без особого вызова. – Поймите вы одно, герр оберст: мы уже битые-перебитые, и огонь, и воду прошли, не говоря уж о медных трубах. Других не берут в космонавты, как когда-то пелось… Так до чего мы с вами договорились?
Глава вторая
Борцы за свободу
Полковник Тыннис смотрел сквозь него с непонятным выражением. Глаза у него были прозрачные, холодные и словно бы даже мечтательные.
– А интересно было бы с вами поработать по полной программе, – сказал он задумчиво. – Как следует…
– А смысл? – спросил Костя почти миролюбиво. – Газеты шум вмиг подымут, кто-нибудь настырный станет выяснять, что вы делали до девяносто первого года… не с неба ж вы упали?
– Я не о том. Несгибаемых нет, знаете ли.
– Вот тут я с вами совершенно согласен…
Тихо отворилась дверь, и вошел подтянутый полицай во всем блеске нашивок и ремней, что-то стал говорить полковнику, пару раз при этом кивнув на Костю. Тот добросовестно вслушивался, но понять, конечно, ничего не смог.
Выслушав, полковник отослал верзилу барственным кивком, досадливо пожал плечами:
– Жаль, не получилось у нас задушев ной беседы. Там, внизу, целая делегация, поминают уголовный кодекс и конституцию, в точности как вы давеча, требуют освободить верного сподвижника героических борцов за свободу…
– Ну так и освобождайте, – сказал Костя.
Он готов был поклясться, что разукрашенный полицай появился в кабинете отнюдь не просто так, не по собственному побуждению, – аккурат секунды за три-четыре до его явления на сцене правая рука полковника, полускрытая столешницей, сделала едва заметное движение. Будто кнопку под столом нажимала. Вообще-то бездарный по замыслу и исполнению спектакль: уж настоящий питерский бандюк вел бы себя еще нахальнее с каким-то чухонским мусором, на что же полковник, собственно говоря, рассчитывал? Полковник снизошел до нормального человеческого тона, он даже встал:
– Господин Тулупов, приношу свои извинения по поводу этого неприятного инцидента. Недоразумение было вызвано недостаточно проверенной оперативной информацией, поступившей из ненадежного, как выяснилось, источника.
– Говоря по-простому, настучала на меня какая-то паскуда?
– Возможно, вы несколько вульгаризируете ситуацию, но в общем и целом… – Полковник казенно улыбнулся: – Еще раз приношу вам извинения, вы, разумеется, вправе подать жалобу в соответствии с существующими…
– Да ладно, перетопчемся, – махнул рукой Костя, непринужденно кладя себе в карман полковничьи сигареты – так, из мелкой вредности.
Полковник проводил свой табачок печальным взглядом, но ничего не сказал, сопутствуя до двери. Они спустились вниз, где тот же усатый хмырь в сержантском чине вывалил на стол все отобранное. Из принципа Костя так педантично осматривал свои немудреные вещички, заводя глаза к потолку и шевеля губами, словно прикидывая откровенно, чего же не хватает, что сержант не выдержал, поторопился заверить:
– У нас нишефо не пропадает.
– Ну, поверим, поверим… – задумчиво сказал Костя, особенно тщательно пряча в карман конвертик с орденом.
Сделал ручкой полковнику и браво направился к выходу, нарочно задев плечом спешившего куда-то полицая – и довольно чувствительно, так что тот охнул за спиной, прошипел:
– Са куррат… Руса шорта…
Остановившись и обернувшись, Костя произнес самым светским тоном:
– Ах, простите, кажется, я был несколько неуклюж…
Запаренно покосившись на него, полицай безнадежно махнул рукой и побежал дальше, а Костя, посвистывая, спустился по ступенькам.
Там его дожидался форменный комитет по встрече: белый БМВ Скляра, черный «ровер» Каюма. Скляр со своим бесстрастным вислоусым водителем (явно стремившимся подражать в этом плане Тарасу Бульбе), Каюм с Серегой и еще какая-то неизвестная, но весьма симпатичная блондиночка в тесных джинсиках и синей майке с огромными алыми буквами: «GEROICAS CHECENAS WOLIS!» (что, как нетрудно догадаться, означало «Свободу героической Чечне!»). На чеченку она походила примерно так же, как Костя – на дирижера симфонического оркестра. «Еще одна активистка, – вяло констатировал он, – боксерша по переписке, мать ее за ногу…»
7 
