39 
На столе уже появился второй чайник, когда старатели, находившиеся поближе к выходу, вдруг заволновались, зашумели больше обычного. Раздались приветственные крики, и по узкому проходу между столов к стойке (из-за которой, словно выметенный метлой, вылетел подобострастно улыбающийся Авдюшка), прошел крепко сбитый, рослый мужчина с коротко подстриженной темно-русой бородкой. Он был одет в добротную куртку коричневый замши и брюки цвета хаки, заправленные в американские ботинки на толстой кожаной подошве.
– Граф… – прошептал внезапно побледневший Делибаш. От нежданного видения он едва не свалился со скамейки. Крепко зажмурив глаза, Делибаш помотал головой – видимо, он принял появление бородача за приступ белой горячки.
– Граф… Точно, он… – выдавил из себя Гришка. Он съежился и спрятал руки под стол, как нашкодивший школяр. Только китаец Ли промолчал. Но свою неизменную слащавую улыбку он спрятал в уголках тонких губ, да глаза прищурил так, что они и вовсе превратились в длинные узкие щелки.
Первым пришел в себя Делибаш.
– Хи-хи-хи… – деланно рассмеялся он, глядя на Гришку. – Чего испугались-то? Радоваться, это, надо. На ловца и зверь бежит. Слышь-ко, а где этот оборванец? Он завертел головой.
– Гришка, куда подевался наш карась!? – насел Делибаш на приятеля. – Ты чего зенки вылупил? Где!? Но Христони и след простыл.
Глава 18
Карамба, высокий угловатый субъект с длинными светлыми волосами, собранными сзади в косичку, церемонно раскланялся с сопровождавшим его милиционером и, небрежным жестом смахнув с куртки джинсового костюма воображаемую пылинку, подошел к столу Володина.
– Здравия желаю, гражданин начальник! Арестованный по собственному скудоумию Карамба явился в ваше распоряжение.
– Пикулин, являются только черти, – улыбнулся Володин. – А тебя доставили, надеюсь, с комфортом. Садись.
– Ах, гражданин начальник, где вы увидели комфорт? В камере яблоку негде упасть, «воронок» давно пора в утиль, а конвоиры – очень невоспитанные люди. Вы заметили, мой сопровождающий даже не поблагодарил меня за приличную компанию?
– Ничего, думаю, в следующий раз он исправит свою оплошность.
– Если к тому времени не уйдет на пенсию.
– Почему так мрачно, Пикулин?
– Моя бедная мама имела несчастье родить меня с выдающимися математическими способностями. Так вот, если взять все статьи глубокочтимого мною Уголовного кодекса, по которым у меня были «ходки», и сложить их совместно с последней (заметьте, часть вторая!), которая мне светит, как раз и получается, что при следующей нашей встрече мне придется поздравлять вас с чином подполковника, а тот невоспитанный милиционер будет пожинать плоды своего неустанного труда на ниве сохранения законности где-нибудь в Подмосковье на собственной «фазенде». Как видите, все просто. И отнюдь не мрачно – солнце светит и в местах не столь отдаленных.
– Логично, Пикулин. Даже очень. Но поскольку вступительную речь ты уже изобразил – талантливо и, главное, к месту – давай приступим сразу к делу, без раскачки.
– Согласен. Каюсь, виновен, пишите протокол, за подписью не постою.
– Ну что же, тогда все по порядку… Квартира под номером сорок три на проспекте Мира, дом номер сто пять – твоих рук дело?
– Э-э, нет, гражданин начальник, мы так не договаривались. Вы меня зашухерили на Коломенском? Да, признаю. Поднимаю руки, сдаюсь. Но чужие обноски мне перешивать не нужно.
– Надеюсь, Пикулин, ты со своими «выдающимися» математическими способностями науку уважаешь?
– Высокообразованный специалист моей квалификации просто обязан уважать.
– Тогда ознакомься с заключением экспертов.
Карамба неторопливо прочитал заключение и, изобразив на своей, довольно симпатичной, физиономии величайшее почтение, возвратил его Володину.
– Что ни говори, а век электроники и компьютерной техники для людей моей «профессии» явление весьма неприятное… Карамба тяжело вздохнул и элегантным жестом поправил прическу.
– Моя работа, гражданин начальник, куда денешься… – сказал он уныло. –
Сгорел, как дешевый фраер. А ведь как чисто было сделано, а? Уверен был, что не наследил. Но поди ж ты…
– Так и запишем… Поехали дальше… Ленинградский проспект, дом восемьдесят три, квартира шесть.
– Что, вы и здесь меня подозреваете!?
39 
