64 
– Вы кто? – спросил Алексей, глядя на трясущегося коротышку.
– М-мы? Я-я? – дрожащим, сиплым голосом выдавил тот из себя, заикаясь.
– Да, я спрашиваю тебя.
– Окруженцы мы, гражданин начальник, окруженцы! Немец попер, ну мы и… сюда. Схоронились. Чтобы в плен, значит, тово… Коротышку словно прорвало, он сыпал словами, как горохом о стенку:
– Немец, он мотоциклом да на машине – как убежишь, куда? Сверху бомбят, пушки стреляют, танком фриц куда хошь доберется… А вот в болото ему хода нет. Ну, мы тут и…
– Понятно, – оборвал его Малахов. – Документы есть?
– Испугались мы… – коротышка сморщил жалобную мину. – Попрятали, где кто мог. Виноваты…
– Испугались, говоришь? Что-то верится с трудом.
– Да вы, я вижу, тоже вроде того… В общем, как и мы… Коротышка хитро блеснул мутно-серыми глазками; и добавил:
– Драпанули… Он гаденько ухмыльнулся. Видно было, что коротышка немного успокоился и осмелел.
– Но-но, ты, болтун! – не выдержал Никашкин. – Говори, да не заговаривайся. И стань, как следует – перед тобой командир, лейтенант. Живот подбери.
– И давно вы здесь… хоронитесь? – спросил Малахов.
– Давно… то есть не очень, гражданин… товарищ лейтенант! Блудливые глазки коротышки спрятались под выгоревшими ресницами.
– Почему за оружие схватился? – обратился Малахов к длиннолицему. Тот с напряженным вниманием прислушивающемуся к ответам приятеля.
– Кабы знал, кто вы… – сквозь зубы процедил тот. – Бродют тут всякие… На них не написано – свои они или чужие.
– Ладно… Есть бинты и йод? – спросил Алексей.
Странное дело, Малахов, глядя на страдания длиннолицего, на его все еще кровоточащую рану, совсем не ощущал к нему сочувствия. И где-то в глубине души подивился – он никогда не был таким черствым, как сейчас. Что с ним случилось? Неужели и впрямь своя рубаха ближе к телу? Неужто война успела выцедить из него по капле душевную щедрость и человеколюбие?
– Да, есть. Вот там… – ответил длиннолицый.
Он кивком указал на сумку, висевшую возле входа.
– Никашкин, перевяжи… – приказал лейтенант.
Примерно через сорок минут, подкрепившись, они легли спать. Никашкин, наконец раздобывший патроны к своему автомату (он реквизировал четыре диска у хозяев шалаша), остался на часах. Доверия к этим троим ни у Малахова, ни у него не было. Посоветовавшись, они решили отложить более детальный разговор с окруженцами до утра – лейтенант чувствовал себя неважно. Все оружие и боеприпасы Никашкин завернул в шинель и, присыпав сверток сеном, уселся на него у выхода из шалаша. Алексей приказал разбудить его через два часа, чтобы он мог сменить ефрейтора, тоже порядком уставшего.
Смуглый,– тот, который получил от Никашкина по зубам, – очнувшись, не произнес ни слова. Он лишь курил и, как показалось ефрейтору, с любопытством и даже одобрением посматривал в его сторону.
Ужинать смуглолицый не стал. Видно, болела челюсть, – он изредка ощупывал ее крепкими длинными пальцами. При этом его горбоносое лицо кривила сдержанная улыбка.
«Чему радуешься, шустряк? – злился про себя Никашкин, сжимая-разжимая пальцы правой руки, которые опухли и ныли. – Дать бы тебе еще разок… чтобы до утра не проснулся…» – И нежно поглаживал приклад автомата, спасший ему жизнь.
Утром, после завтрака (как оказалось, окруженцы припасли продуктов как минимум на два месяца), Алексей все же решил точно выяснить, что представляют собой эти люди, и что они думают делать дальше. Но ничего нового для себя, по сравнению со вчерашним вечером, он не услышал: попали в окружение, наткнулись на разбомбленный склад, запаслись продуктами и, благо коротышка был местным жителем и хорошо знал болото, решили отсидеться на островке, куда добраться, не зная единственной тропы, было практически невозможно.
Когда же Малахов спросил их о планах на будущее, то невразумительные ответы только подтвердили его подозрения в том, что эти трое вовсе не окруженцы, а дезертиры. Впрочем, категорически утверждать, что это именно так, Алексей не мог – в душу ведь не заглянешь. Но пробираться вместе с ними к линии фронта они отказались наотрез.
– Может, в расход их, а, командир? – спросил Никашкин, когда они уединились. – Гады ведь, нутром чую.
– Сам будешь расстреливать, или помочь? – насмешливо посмотрел на него Алексей.
– А если и впрямь они говорят правду? Тогда как?
64 
