59 
«Ну, держись, гад!» – Алексей наметил себе цель.
Легко перекинув тело через бруствер, он пополз навстречу танку, прячась за бугорками и в высоком сухостое.
Лязг гусениц постепенно заглушил все звуки боя. Танк стремительно вырастал в размерах, надвигаясь на лейтенанта, как гора на маленькую букашку.
– Ближе, еще ближе!.. – уже не шептал, а кричал Алексей, затаившись в глубокой воронке. – Получи!!! Бросок оказался мощным и точным. Граната легла под левую гусеницу.
Взрыв застал Малахова на дне воронки; на голову посыпалась земля, запахло гарью. Немного помедлив, он выглянул наружу. Взрывом танк столкнуло в глубокую колдобину, и теперь он напоминал старую, пятнистую, замшелую черепаху, которую мальчишки, забавляясь, опрокинули на спину, и ей осталось только беспомощно шевелить лапами.
Вскоре над танком заклубился черный, едкий дым – кто-то из бойцов добавил ему бутылкой с зажигательной смесью.
Возвратившись в траншею, Алексей первым делом осмотрелся. И от радости едва не задохнулся: «Горят, еще как горят! Хорошо горят!»
А танки не только пылали факелами. Они пятились, разворачивались и спешили вслед за своей пехотой. Немецкие солдаты без оглядки припустили обратно, уже не помышляя об атаке. Они мечтали побыстрее укрыться в своих окопах, подальше от кинжального огня пулемета Никашкина, который бил, не переставая.
Алексей считал: один, подбитый им, горит, второй, разутый на обе стороны, пока только чадит, но еще продолжает зло огрызаться пулеметными очередями («Добить!», – приказал он тут же; и сразу две бутылки с зажигательной смесью звякнули о броню, которая сначала масляно заблестела от жидкости, затем полыхнула), а третий (экая жалость!), с дымным шлейфом сзади, уже мчится на полной скорости к своим, пытаясь сбить пламя.
Что творится на позициях Гусакова и дальше, Алексей разобрать не мог. Дымная жаркая пелена заволокла поле боя; даже дышать стало трудно, першило в горле до кашля, до спазмов в груди. А видимость была не больше двадцати метров.
Прихватив на всякий случай красноармейцев из отделения Никашкина с запасом гранат, Алексей поспешил в соседний взвод.
– Отбили, товарищ лейтенант! Отбили! – встретили его радостными криками бойцы Гусакова. – Деру дал фриц!
– Где командир взвода? – спросил у одного из них, щербатого и немного растерянного, Алексей.
– Там, – блаженно улыбаясь во весь рот, махнул боец рукой.
Гусакова лейтенант нашел в полуразрушенном блиндаже, оборудованном наспех в один накат. Он сидел за сколоченным из шершавых досок столом, уронив простоволосую голову на руки.
На припорошенной землей и древесной трухой крышке стола стоял керосиновый фонарь с разбитым стеклом, покореженный осколками жестяной чайник, и латунная кружка без ручки, изготовленная взводным умельцем со снарядной гильзы.
Каска младшего лейтенанта валялась возле его ног, рядом с коробкой папирос, рассыпанных по полу. Плечи Гусакова как-то странно вздрагивали.
«Что с ним? Неужели ранен?» – встревожился Малахов.
– Гусаков! – окликнул он взводного. – Сережа, что случилось? – спросил Алексей уже тише.
Младший лейтенант молчал; только его плечи вдруг заходили ходуном. И тогда Алексей понял – Гусаков плачет.
– Ну-ну… – Алексей ласково обнял его за плечи и присел рядом. – Все в норме, старина. Фрицам дали по шее, мы пока живы. Ты-то чего? От радости, небось?
– Алеша! – порывисто вскинул покрасневшее и припухшее от слез лицо Гусаков. – Понимаешь, я сам… своей рукой… человека… Не врага! Нет, своего… русского, советского…
– А, вон ты о чем… – понял Малахов. Взводный говорил о паникере.
– Он трус, Сережа, – твердо сказал Алексей.
– Постой, – перебил его Гусаков. – Я понимаю… все понимаю. Трус, паникер, военное время, под трибунал… Но я ведь знаю… знал его, как хорошего, честного парня. Ему ведь еще и восемнадцати не было – пошел на фронт добровольцем, почти полгода себе прибавил. А я… я убил! Убил его, Алеша! Человека убил… Своего…
– Но ведь иного выхода не было. Понимаю, тебе тяжело… Но идет война.
Сережа, беспощадная, страшная война. И не случись так… кто знает, удержали бы мы позиции или нет.
– Как я теперь буду смотреть в глаза… своим ребятам? Как?! Гусаков резко повернулся к Малахову.
– Алеша! А ты… ты смог бы?.. – спросил он тихо.
– Не знаю… – глядя прямо в глаза младшему лейтенанту и чуть помедлив, честно признался Алексей. – Не знаю…
59 
