– Один только Бирюков схлопотал посерьезней. Короче говоря, осколок попал ему в заднее место. Выдернули, как занозу.
– Оружие он может держать?
– А то как же, – ответил Никашкин. – И винтовку держит, и стоять ему можно, а посидеть или поваляться на боку этому лентяю и прощелыге в ближайшем будущем не придется, фрицы не дадут…
И вдруг умолк на полуслове, нахмурился. Алексей удивился этой перемене, но в следующий миг понял ее причину: из–за пригорка, щетинившегося позади немецких окопов унылым, искромсанным пулями редколесьем и скрывавшим неглубокую лощину, послышался гул. Он нарастал, усиливался, постепенно наполняя изрытое воронками пространство впереди окопов. Казалось, воздух пришел в движение, завибрировал, от чего земная твердь дрогнула, заходила под ногами ходуном, начала стекать в траншею струйками распушенного солдатскими лопатами и осенним суховеем чернозема.
– Танки… – сказал Никашкин.
Его голос, немного осипший, а из-за этого необычно тихий, слегка дрогнул.
– Дождались, маму их немецкую… – добавил он с матерком.
– Дождались… – повторил Алексей.
Стряхнув внезапно вспотевшей ладонью застрявшие в волосах стебельки травы и земляную крошку, он надел каску.
– Ничего, выдюжим, – с наигранной бодростью сказал Никашкин. Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой и вымученной.
– Который раз встречаюсь с этими железяками, а вот привыкнуть никак не могу, – все таким же сиплым голосом вдруг пожаловался он Малахову. – И вроде не боязно, а внутри холодок… Надо к ребятам, командир. Им-то каково – впервые…
– За мной! – скомандовал Алексей. И, не оглядываясь на ефрейтора, в полный рост побежал по траншее.
Танки, выползая из лощины по одному, вскоре миновали немецкие окопы и, разворачиваясь веером, двинулись к боевым порядкам роты. Вслед за ними высыпали и фашистские солдаты, которые до поры, до времени старались укрыться за бронированными туловищами «тигров».
– Приготовить гранаты! – скомандовал Малахов. Пехотинцы, до этого, как завороженные, в полной неподвижности, наблюдавшие за танками, засуетились, потянулись к подсумкам, к выдолбленным в стенах окопов нишам и принялись доставать оттуда гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
– Спокойней, ребятки, спокойней! – прокричал Никашкин. Его голос снова обрел звонкость.
– Ты что, трактор никогда не видел!? Он подскочил к молоденькому бойцу, который никак не мог вставить дрожащими руками запал в гнездо.
– Ну нацеплял на него фриц пушек и пулеметов – что с того? Больше шума, чем толку. Подожди, пока подползет поближе, да «зажигалку» ему в зубы – запылает, как миленький. Главное – не торопись. Затаился – и жди. Дошло? То-то…
– Никашкин! – позвал его Малахов.
– Здесь я! – ефрейтор подскочил к лейтенанту.
– Возьми двух бойцов и пулеметчика. Нужно отрезать пехоту от танков. Пройдешь незаметно со стороны реки под прикрытием берега вон к тому пригорку. Понял?
– Так точно! Сделаю в лучшем виде.
– Поторапливайтесь – время поджимает.
– Есть! – Никашкин убежал.
Томительно тянулись последние минуты. А танки подкрадывались неторопливо, как бы с ленцой, раскачиваясь на ухабах и воронках, катили вперед с уверенностью сытых хищников, которые перед тем, как вонзить клыки в тело очередной жертвы, смакуют ожидание неизбежной агонии предназначенной к закланию жертвы. Уж, наверное, высмотрели немецкие корректировщики с высоты, что противотанковых пушек на позициях роты нет и в помине, подумал Малахов. «Рама» зудела над головой с утра до ночи.
«Эх, людей маловато! – окинув взглядом позиции роты, вздохнул лейтенант. – Но ничего, лишь бы не дрогнули, не ударились в панику. Тогда конец…»
Удивительное дело: страх, помимо воли зашевелившийся где-то в глубине души при виде танков скользким, холодным червем, страх, который он изо всех сил старался скрыть от своих бойцов, а особенно от Никашкина, куда-то исчез.
И не только от того, что ему доводилось встречаться с танками в боях еще в финскую войну – правда, там они были и оснащены похуже, да и броня потоньше, чем у немецких, – а больше потому, что им овладел злой азарт, заглушивший все остальные чувства. Боязни за свою жизнь он сейчас совершенно не ощущал. Глядя на неуклюжие стальные махины, Алексей исступленно шептал побелевшими губами: «Ну быстрее же, быстрее…» – и судорожно сжимал рукоятку противотанковой гранаты.