Последние отзывы

  62  

Немцы прорвали оборону к вечеру третьего дня, когда от роты осталось не больше двух десятков красноармейцев. Обеспамятевшего лейтенанта ночью откопал Никашкин. Снаряд тяжелой артиллерии разворотил бруствер траншеи и присыпал землей Алексея и пулеметчика; не приходя в сознание, солдат умер на руках ефрейтора.

Как они перебирались через речку, Алексей вспомнить не мог. В памяти остались лишь яркие большие звезды, такие близкие и осязаемые, что он все время силился дотронуться до них здоровой рукой, но от этого снова и снова терял сознание.

Очнулся Алексей к обеду, в камышах возле речки. Там они пролежали, затаившись, остаток дня и почти всю ночь, пока лейтенант не почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы передвигаться. Возвратиться обратно, на земную твердь, не было никакой возможности. И днем, и ночью противоположный берег полнился криками фашистской солдатни, рокотом танковых моторов, тарахтеньем мотоциклов. Судя по наблюдениям и обрывкам фраз, изредка долетавшим к ним, Алексей определил, что вдоль речки идет в прорыв танковая дивизия СС «Мертвая голова».

Нужно было уходить подальше от этих мест, и единственный путь лежал через гнилое болото. Что ждет их в непроходимой трясине, они могли только догадываться. Но хуже плена нет ничего, в этом они были твердо уверены, а потому иного выхода, как брести через болото, у них не было. Алексей надеялся только на Никашкина, выросшего среди болот, в лесах. В той, прежней, довоенной жизни, ему приходилось бродить по лесам и болотам. Но этот небольшой опыт не шел ни в какое сравнение с тем, что им предстояло…

Алексей едва не наткнулся на ефрейтора. Тяжело опираясь на длинную жердь, Никашкин стоял, согнувшись, и по-звериному шумно втягивал в себя неподвижный сырой воздух.

– Что там, островок? – обрадовался Малахов. Надвигается ночь, и нужно во что бы то ни стало отыскать сухое место, небольшой клочок земли, где обычно росли чахлые деревца и густой высокий кустарник; там можно отдохнуть и обсушиться.

– Дым, командир… – тихо ответил Никашкин, не оборачиваясь.

«Неужели они пересекли болото? Так скоро? Но если дым, значит, там человеческое жилье, и люди, и еда…»

Алексей почувствовал, как ноги, до этого переступавшие как бы сами собой, помимо его воли, и у которых неизвестно откуда бралась сила, чтобы тащиться через жидкую грязь по колено, а местами и по пояс, вдруг стали ватными, чужими. Он едва не сел в холодную жижу, но вовремя удержался за жердь.

«Но если там люди, то это могут быть и гитлеровцы…» – вдруг подумал Алексей.

– Рискнем! – словно подслушав его мысли, сказал решительно Никашкин. И со вздохом сожаления погладил автомат. Он упрямо тащил нелегкое оружие через болото, несмотря на то, что диск давно уже был пуст.

– Рискнем, товарищ лейтенант? – вдруг вспомнив о субординации, переспросил Никашкин смущенно.

– Придется… – с сомнением ответил Алексей.

Он расстегнул кобуру и дотронулся до рукояти пистолета; на душе стало спокойней.

Теперь они шли, стараясь, насколько это было возможно, не шуметь.

Запах дыма стал различаться явственней. Затем впереди, совсем близко, сверкнул огонек и сразу же потух.

Жидкая болотная грязь постепенно уступила место водной глади, которая поросла жесткой, высокой травой. Вскоре пологое твердое дно привело их в камышовые заросли, скрывавшие белесый дым, с трудом различимый в сгустившихся сумерках. Похоже, где-то там, на суше, (что это было – островок или край болота – пока определить не представлялось возможным), горел костер.

– Пойду разведаю, – сказал Никашкин. Он поправил ножны с финкой, передвинув их на живот, и, для чего-то пригладив свои светло-русые волосы, осторожно и бесшумно скользнул в камыши.

– Вместе… – тоном, не допускающим возражений, шепотом сказал Малахов, и последовал за ним с пистолетом наготове.

Никашкин широко улыбнулся и подмигнул в темноту…

Метрах в двадцати от воды, в густых зарослях, стоял шалаш, сооруженный из веток и вязок камыша, образовавших толстую двускатную крышу, непроницаемую для дождя. Вход в шалаш, овальное, непроницаемое отверстие в половину человеческого роста, был занавешен плащ-палаткой. Внутри горел маленький костерок. Топливом ему явно служил сушняк, а потому дыма было мало, и он легкой, почти невидимой глазу струей исчезал в дыре, проделанной в крыше. Только снаружи, уплотняясь при полном безветрии, дым разрастался в призрачный гриб, и медленно растекался по кустарникам, как утренний туман.

  62