Дежурный сотрудник милиции на контрольно-пропускном пункте, высокий худой старший лейтенант сокрушенно качал головой, избегая смотреть в глаза Савину. Рядом стоял его начальник, майор, багровый от злости. Только присутствие капитана удерживало его от крупного разговора со своим подчиненным.
– Но он был без очков и бороды, – робко оправдывался старший лейтенант.
– Опишите мне еще раз его внешность – как можно подробней, – попросил Савин обескураженного дежурного по КПП.
Впрочем, попросил больше для проформы – все было и так ясно. Ах, эти борода и очки! Старый и избитый прием маскировки, но поди ты – сработал безотказно. Лейтенант знал словесный портрет Христофорова почти наизусть и, тем не менее, несмотря на свой немалый опыт, дал маху. Что поделаешь, разбирается Янчик в человеческой психологии очень даже неплохо… А если учесть, что значительно «помолодевший» Христофоров весело подшучивал над какой-то женщиной, помогая ей тащить сумки, то и вовсе можно понять лейтенанта. По идее, преступник должен держать себя, как можно тише, волноваться (пусть незаметно, но для профессионального глаза вполне достаточно даже мелких, незначительных признаков) и ни в коем случае не вести себя так вызывающе свободно, как этот субъект в лохматой барсучьей шапке и добротной дубленке.
Значит, все-таки Хабаровск! Второго, коренастого, внешность которого Савин пытался обрисовать опрашиваемым, никто не признал, что, в общем-то, было немудрено – покажись он в верхней одежде, сам капитан его не узнал бы.
Первым же утренним рейсом капитан Савин вылетел в Хабаровск.
Глава 11
Фронт был близок. Шли преимущественно по ночам, с надеждой и тревогой вслушиваясь в близкую канонаду. Теперь их было четверо. Измотанного болезнью и не утихающей болью в открывшейся ране на ноге Сергея пришлось по его просьбе оставить на попечение сердобольной старушки в одной из деревень.
Светало. Крепкий морозный ветер вышибал слезу, упрямо норовил забраться сквозь прорехи в одежде, вызывая озноб. Алексей с тревогой посматривал на небо с блеклыми звездами, прикидывая, сколько еще осталось до ближайшей деревеньки, где они надеялись найти ночлег.
Теперь их вел Никифор; это были его родные места.
– Недалеко уже… Километра два. Вон там за пригорком лесок, а за ним – деревня. Тетка родная живет. Пойдемте быстрей, – в лихорадочном возбуждении торопил Никифор товарищей.
Деревенька встретила их черными щербатыми оскалами печей на сожженных подворьях. Печные трубы, словно надгробья, застыли в горестном раздумье вдоль улицы, измочаленной гусеницами танков и колесами бронетранспортеров.
Никифор, обхватив руками ствол обгоревшей березы, рыдал по-детски, взахлеб. Алексей, Гриценко и Дато стояли молча рядом, не находя слов, чтобы утешить товарища. Ветер подхватывал посеревший от пепла снег и зло швырял его в изможденные лица…
Их взяли на следующий день возле железнодорожного переезда, совсем рядом с деревней Никифора, разведчики 464 немецкого полка, возвращавшиеся после неудачного поиска из-за линии фронта. Это и спасло жизнь беглецам: немцы решили компенсировать неудачу, доставив в расположение батальона «партизан», за которых приняли Алексея и его товарищей. Что они были безоружные, немцев не удивило. Геббельсовские пропагандисты все ушли прожужжали, что русские бандиты-партизаны воюют вилами и дубинками, а огнестрельное оружие только у комиссаров.
– Ви есть русски партизан?
Плюгавый обер-лейтенант, ростом по плечо Алексею, с брезгливой миной смотрел на оборванных, исхудалых пленников.
– Отвечайт! Ви есть бандит! Болшевик! Руссише швайне…
– Господин офицер! Алексей ступил вперед и обратился к обер-лейтенанту на чистом немецком языке.
– Мы не партизаны, – сказал он. – Мы русские солдаты. И, как вы знаете, нас взяли безоружными.
– О-о, вы говорите по-немецки? – от неожиданности округлил глаза обер– лейтенант. – Вы немец?
– Нет, я русский.
– Тогда откуда у вас берлинское произношение? Вы меня не обманете! Вы – немец!
– Язык Гете и Шиллера, господин офицер, в России знают многие. Знают и любят.
– Такого языка нет! У немцев теперь один язык, на нем говорит наш великий фюрер!
Дверь блиндажа, где допрашивали Алексея и его товарищей, отворилась, и вместе с облаком морозного воздуха на пороге появился высокий грузный офицер, одетый в собачью доху.