Тем временем служанки принесли чай, и между женщинами завязалась непринужденная беседа. Императрица явила милость, оставила у себя гостью ночевать, а потом нашла предлог, чтобы задержать ее на несколько дней во дворце.
В разговоре императрица не упускала случая воздать должное заслугам Бао-гуна, гостья же, как и надлежало матери, из скромности молчала.
Узнав, что женщине сорок два года, императрица вдруг спросила, сколько лет сыну.
Гостья не знала, что сказать, и сильно покраснела от смущения.
«Чтобы мать не знала, сколько лет сыну, — такого еще не бывало, — в смятении думала императрица. — Что-то здесь неладно».
И императрица до тех пор расспрашивала гостью, пока та не воскликнула:
— Неужели вы меня не помните, моя царственная сестра?!
— Вы — государыня Ли? — в свою очередь воскликнула пораженная императрица.
Государыня залилась слезами и рассказала обо всем, что с ней когда-то приключилось.
Тут уж заплакала императрица и спросила:
— А смогли бы вы чем-нибудь доказать, что это правда?
В ответ государыня Ли протянула императрице золотой шарик.
Императрица задрожала и пала на колени:
— Как я виновна перед вами! Простите, повелительница!
— Встаньте, сестра! — сказала государыня. — Не надо сокрушаться. Лучше подумаем, как открыть правду государю.
— Об этом не тревожьтесь. Я все устрою.
Ночью, следует вам знать, императору приснился феникс с выщипанными перьями, феникс посмотрел на императора и трижды жалобно прокричал. Император пробудился с каким-то недобрым предчувствием. А в пятую стражу ему сообщили о болезни императрицы Лю.
Он тотчас же отправился ее проведать, тихонько, чтобы не потревожить больную, вошел в спальню и к своему великому удивлению услышал, как императрица бормочет:
— Ах, Коу-чжу, Коу-чжу, отчего ты такая бессовестная?
Сын Неба послал за лекарем, сказал императрице несколько слов в утешение и удалился. Навстречу ему попался распорядитель из дворца Южной чистоты. Распорядитель опустился на колени и доложил:
— Государь, нынче ночью опасно заболела императрица Ди.
Сообщение показалось императору несколько странным, тем не менее он отправился проведать больную.
Дворец Южной чистоты казался вымершим — нигде ни единой служанки. Парчовый полог над кроватью был поднят, императрица лежала лицом к стене. Жэнь-цзун осведомился о ее здоровье.
Тут императрица неожиданно повернулась и спросила:
— Государь, какое из моральных установлений в Поднебесной вы почитаете как самое великое, самое важное?
— Нет ничего важнее сыновней почтительности! — отвечал Сын Неба.
— В таком случае, — вздохнула императрица, — можно ли считать совершенным человеком того, кто ничего не знает о судьбе своей матери? Тем более если этот человек — государь?
— Что вы хотите этим сказать, матушка? Объясните, пожалуйста.
Императрица принесла из-за полога шкатулку:
— Вот, взгляните!
Жэнь-цзун заглянул в шкатулку и увидел кусок ткани с изображением дракона.
По щекам стоявшего за его спиной евнуха Чэнь Линя заструились слезы — старик предался печальным воспоминаниям.
Тут императрица обо всем рассказала императору. Как наложница Лю вступила в сговор с Го Хуаем, как они замыслили погубить государыню Ли, как прислуживавшие ей Коу-чжу и Чэнь Линь спасли новорожденного наследника, как, наконец, евнух Юй-чжун принял смерть вместо государыни Ли.
— Где же сейчас матушка? — со слезами на глазах спросил император.
Из-за полога послышался стон. Государь заглянул туда, увидел женщину в обычном платье, какие носят женщины из чиновничьих семей, и остановился в нерешительности.
Тогда императрица вытащила золотой шарик, точь-в-точь такой, как у императрицы Лю, только с другой надписью. Жэнь-цзун, увидев шарик, пал на колени и воскликнул:
— Простите меня, матушка! Сколько вы из-за меня страдали!..
Мать с сыном обнялись и стали плакать. Что же до императрицы Ди, то она опустилась на колени и умоляла императора простить ей ее дерзость.
Сын Неба поклонился императрице и обратился к Чэнь Линю:
— Ваша доброта спасла мне жизнь.
Поистине тот недостоин быть императором, кто, пусть невольно, причинил матери столько страданий!
— Прикажите, государь, Го Хуаю и Чэнь Линю отправиться в ямынь и объявить вашу волю, — сказала императрица Ди. — А Бао-гун устроит все, как надо.