– Я знаю, куда можно пойти.
Теперь, свернув с горной тропы, она повела Эллиса по покатому каменистому склону в свое тайное убежище – расщелину, где до рождения Шанталь она загорала обнаженной и массировала живот. Джейн легко сыскала расщелину при свете луны. Она посмотрела вниз, где во дворах селения еще тлели угольки костров, на которых приготавливали пищу, а в незастекленных окнах кое-где мерцали лампы. Она с трудом могла различить собственный дом. Через несколько часов, когда начнет светать, можно будет различить очертания спящих на крыше Шанталь и Фары. Скорее бы, ведь она впервые проводила ночь без Шанталь.
Она обернулась. Эллис уже расстегнул все молнии на спальном мешке и расстилал его на земле, как одеяло. Джейн охватили неловкость и смущение. Волна теплого желания, накатившая на нее в доме, когда она наблюдала за Эллисом, нянчившимся с ребенком, прошла. Тогда к ней на мгновение вернулись все старинные чувства, потребность коснуться его, то, как он улыбался, когда бывал смущен, желание ощутить прикосновение его больших рук, неотвязное желание увидеть его нагим. За несколько недель до рождения Шанталь у нее пропала всякая охота заниматься сексом, и желание вернулось лишь теперь. Но это настроение постепенно прошло в последующие часы, пока они неловко устраивали все для того, чтобы остаться наедине. Подумать только – будто они были подростками, старающимися ускользнуть из-под бдительного надзора родителей, чтобы тайком потискаться.
– Садись, – позвал Эллис.
Она уселась рядом с ним на расстеленном спальном мешке, и они оба стали смотреть вниз, на окутанное мраком селение, не касаясь друг друга. Наступило напряженное молчание.
– Я никого еще сюда не приводила, – произнесла Джейн, просто чтобы что-то сказать.
– Что же ты здесь делала?
– Да просто грелась на солнышке, ни о чем не думая, – сказала она, а затем, подумав: «О, что за черт», – продолжала: – Нет, это не совсем верно, я занималась онанизмом.
Засмеявшись, он привлек ее к себе одной рукой.
– Я рад, что ты до сих пор не научилась выбирать выражения, – сказал он.
Джейн повернулась к нему, и он слегка поцеловал ее в губы. Она думала: «Я нравлюсь ему своими недостатками, бестактностью, вспыльчивостью, ругательствами, своеволием и упрямством».
– Тебе не хочется, чтобы я стала другой, – сказала она вслух.
– О Джейн, мне так тебя не хватало, – закрыв глаза, он заговорил вполголоса. – И большую часть времени я даже не сознавал этого.
Он лег на спину, увлекая ее за собой, так что она оказалась лежащей поверх него и, еле прикасаясь губами, поцеловала его лицо. Неловкость куда-то исчезла, и Джейн подумала: «В последний раз, когда мы целовались, у него не было бороды».
Она почувствовала движение его рук, он расстегивал ее блузку. Бюстгальтера на ней не было – здесь негде было достать такой большой размер, – и ее грудь казалась излишне обнаженной. Просунув руку ему под рубашку, она коснулась волосков, окружавших сосок. Она успела почти забыть, каков мужчина на ощупь. Уже много месяцев в ее жизни были лишь тихие голоса и кроткие лица женщин и маленьких детей, а теперь ей внезапно захотелось ощутить прикосновение огрубевших рук, мускулистых бедер и небритых щек. Запустив пальцы в его бороду, она раздвинула языком его губы. Руки его отыскали ее налитые груди, она замерла от удовольствия – и вдруг поняла, что сейчас случится, и не смогла бы воспрепятствовать этому, потому что, даже резко отпрянув, почувствовала, что из обоих сосков на его руки брызнуло теплое молоко. Краснея от стыда, она забормотала:
– О Господи, прости, это так противно, но я не могу ничего поделать.
Он заставил ее замолчать, прижав палец к губам.
– Все нормально, – сказал он, лаская ее груди, и они стали совсем мокрыми. – Это нормально. Так всегда бывает. Это очень возбуждает.
«Это не может сексуально возбуждать», – подумала Джейн, но он, приблизив лицо к ее груди, начал целовать, одновременно поглаживая, и постепенно она успокоилась и стала наслаждаться возникшими ощущениями. И вдруг ее будто пронзило острое удовольствие – когда молоко снова потекло, но на этот раз неловкости как не бывало. Эллис, слабо застонав, коснулся шершавой поверхностью языка ее нежных сосков, и Джейн подумала: «Если он начнет сосать, я кончу».
Казалось, он прочитал ее мысли, потому что сомкнул губы вокруг одного длинного соска, постепенно втянул его в рот и начал сосать, одновременно нежно и ритмично потирая второй сосок между большим и указательным пальцами. Джейн покорно отдалась во власть этих ощущений. Когда ее груди выбрасывали струйки молока, один сосок ему на руку, а другой в рот, возникало ощущение такого изысканного блаженства, что она непроизвольно содрогалась и постанывала: «Боже мой, Боже мой, Боже мой», пока все не было кончено, и она обмякла, лежа поверх Эллиса.