Джейн плакала. Эллис гладил ее по волосам и шептал утешительные слова, одновременно наблюдая, как Жан-Пьер и Анатолий возвращаются к вертолетам, которые все еще стояли среди поля, вращая лопастями.
«Хайнд», который приземлялся на вершине горы у входа в пещеру, снова взлетел и пронесся над головами Эллиса и Джейн. Эллис подумал о том, что они сделали с семью ранеными партизанами в лазарете – допросили или взяли с собой, или и то, и другое.
Все закончилось очень быстро. Солдаты вышли из мечети и погрузились в «хип» так же быстро, как прежде выскакивали из него. Жан-Пьер и Анатолий забрались в один из «хайндов». Неуклюжие машины оторвались от земли одна за другой, поднимаясь все выше и выше рывками, пока не оказались выше вершины горы, и, выстроившись прямой линией, полетели в южном направление.
Эллис, зная, что творится сейчас в душе Джейн, сказал:
– Подожди еще немного, пока они все не улетят – не стоит под конец все портить.
Она, заливаясь слезами, кивнула.
Жители деревни начали постепенно выбираться из мечети, видимо, до смерти перепуганные. Вот взлетел последний вертолет и стал удаляться к югу. Джейн выкарабкалась из спального мешка, натянула брюки, торопливо влезла в рукава рубашки и побежала вниз по склону горы, скользя, спотыкаясь и на ходу застегиваясь. Эллис смотрел, как она бежит, чувствуя себя отвергнутым, зная, что это чувство иррациональное, но не будучи в состоянии от него избавиться. Пока не надо идти за ней, решил он про себя. Пусть она побудет одна с ребенком, которого чуть не потеряла.
Она скрылась за домиком муллы. Эллис перевел взгляд на деревню. Жизнь там начинала постепенно входить в спокойное русло. До него долетали отдельные взволнованные возгласы. Дети носились по улице, изображая вертолеты, или прицеливались из воображаемых автоматов, загоняя кур во дворы на допрос. Большинство взрослых с пришибленным видом медленно разбредались по домам.
Эллис вспомнил о семерых раненых партизанах и одноруком мальчике, которые остались в лазарете, устроенном в пещере. Он решил проверить, что с ними. Одевшись, он скатал спальный мешок и зашагал по горной тропинке.
Он вспомнил, как Аллен Уиндермэн, одетый в серый костюм с полосатым галстуком, спрашивал, деликатно пробуя салат в вашингтонском ресторане:
– Какова же вероятность того, что русские сумеют захватить нашего человека?
– Весьма незначительная, – ответил тогда Эллис. – Если они не могут поймать Масуда, как им обнаружить агента, посланного нелегально на встречу с Масудом?
Теперь он знал ответ лучше: «Смогут, благодаря Жан-Пьеру».
– Чертов Жан-Пьер! – выругался он вслух.
Он дошел до входа в пещеру. Оттуда не доносилось ни звука. Он надеялся, что русские не увезли Мусу вместе с раненными партизанами – если так, Мохаммед будет безутешен.
Он вошел в пещеру. Солнце успело подняться высоко, и внутренность пещеры была хорошо освещена. Все люди оставались на своих местах, лежа тихо и неподвижно.
– У вас все в порядке? – спросил Эллис на дари.
Ответа не было. Никто не пошевелился.
– О Господи, – прошептал Эллис.
Он опустился на колени возле ближайшего партизана и дотронулся до заросшего бородой лица. Человек лежал и луже крови. Его убили выстрелом в голову в упор.
Быстро переходя от одного к другому, Эллис осмотрел всех партизан. Все они были мертвы.
И мальчик Муса тоже.
Глава 15
Джейн, ничего не видя перед собой, неслась через деревню, в панике, толкая людей, налетая на стены, спотыкаясь, падая и снова вставая, всхлипывая, задыхаясь, что-то крича – все сразу. «С ней наверняка ничего не случилось», – твердила она себе, повторяя эти слова как заклинание; но в то же самое время рассудок говорил ей: «Почему Шанталь не просыпалась? Что сделал Анатолий? Цел ли мой ребенок?»
Она на негнущихся ногах вбежала в дом торговца, взбежала, прыгая через две ступеньки, на крышу. Упав на колени, она сдернула простыню, накрывавшую детский матрасик. Глаза Шанталь были закрыты. Джейн подумала: «Дышит ли она? Дышит ли?» Но вот глаза ребенка открылись, она взглянула на мать и – впервые вжизни – улыбнулась.
Джейн схватила ее и судорожно прижала к себе, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется от волнения. Шанталь заплакала от того, что ее так резко сжали, и Джейн заплакала вместе с ней от радости и облегчения, что девочка осталась с ней, что она живая, тепленькая и кричащая, и еще потому, что на ее лице только что появилась первая в жизни улыбка.