– Вы продолжаете меня изумлять, Джонни, – сказала Кристина светским тоном. – Кто бы мог подумать, что простой моряк знает о Боттичелли...
– Дорогая сеньорита Кристина, – сказал он злорадно. – Вы, простите, не учитываете специфики моряцкого ремесла и нашей психологии. У моряков в каютах, знаете ли, всегда пришпилены к переборке, гм... не обремененные одеждой дамочки. И это вовсе не обязательно красотки из «Плейбоя». Есть масса репродукций великих картин, которые любой моряк рассматривает с утилитарной точки зрения... Вот и вся разгадка.
– А может, вы себя умышлено огрубляете?
– Вот уж нет, – сказал Мазур. – Честное слово, я простой моряк. Родился в Австралии, служил в армии, потом нанялся на корабль и с тех пор болтаюсь по белу свету... И такая жизнь меня вполне устраивает.
– Что-то вроде хиппи?
– Ничего подобного, – твердо сказал Мазур. – Хиппи – совсем другое. Грязные и ленивые, никчемные бездельники, не способные ни гвоздь вбить, ни починить карбюратор в машине. Я же, не сочтите за похвальбу, многое умею делать. Просто мне нравится именно такая жизнь. Но это ведь отнюдь не значит, что я – тупой и ограниченный?
– Я, кажется, поняла...
– Что именно?
– Штампы, – сказала Кристина. – Устоявшиеся штампы. Вы, когда услышали обо мне, сразу вспомнили один устоявшийся штамп, а я – другой. Отсюда и все недоразумения... Что вы ухмыляетесь?
– Ну, это все же лучше, чем «скотина», – сказал Мазур.
– Значит, мы как-то начали понимать друг друга? И вы не будете больше выдвигать идиотские условия?
– А если все же буду? – сказал Мазур тихо и серьезно, без тени шутливости. – В исследовательских целях, а? Вы ведь ученый, хоть и молодой... Хорошо представляете, что такое исследования. Простите, вы не шутили насчет заднего сиденья. Ох, не шутили... Вы испытывали меня, изучали характер, прикидывали, что я за человек и чего от меня ждать... но вы, пожалуй, все же согласились бы уступить моим грязным домогательствам, а? Отсюда вытекает закономерный вопрос: в какую же это историю вляпалась милая девушка из хорошей семьи, получившая прекрасное воспитание и образование в Штатах? Если она готова стянуть джинсы и датьслучайному охраннику на заднем сиденье, прямо на обочине... Готовы, готовы, не задирайте так носик...
Она ответила откровенным взглядом, в котором причудливо смешались и отчаяние, и неуемная гордыня:
– А вы что, все же готовы воспользоваться тем, что девушке некуда податься?
– Говоря откровенно, я бы взял деньгами, – сказал Мазур. – Неужели вы не видите, что пальцы у меня скрючены алчностью, а глаза сверкают в приступе золотой лихорадки? – он мечтательно произнес: – Я не владею испанским, но знаю уже, как на этом языке звучит «золотая лихорадка»: фебре де оро... Как красиво, певуче и музыкально – фебре де оро... Что в сравнении с этим девушка на заднем сиденье, которая к тому же закрыла глаза от омерзения, стиснула зубы и лежит, как колода... Пусть даже она похожа на женщин с полотен Боттичелли... Алчность мною владеет, милая Кристина...
Ее лицо, как Мазур удовлетворенно отметил, было по-настоящему растерянным:
– Я решительно не могу вас понять... Ясно, что вы со мной играете, как кошка с мышкой, но понять вас не могу...
«Вот и прекрасно, милая, – мысленно воскликнул Мазур, испустив что-то вроде злодейского хохота, опять же мысленно. – Прекрасно просто. Значит, цель достигнута, и заморочил я тебе мозги настолько, что ты еще до-олгонько меня не прокачаешь...»
– И вас это злит? То, что вы не можете понять какого-то плебея?
– К чему эти термины? – отмахнулась она. – Мы живем в двадцатом веке... Но вы меня и в самом деле злите. А вас не злят люди, которых вам никак не удается понять?
– Злят, – сказал Мазур. – Еще как. Вот к этому я и возвращаюсь – к констатации того факта, что мы – в одинаковом положении. Вы не понимаете меня, а я ничего не знаю о вас.
– Поедемте. Нам нужно добраться домой до темноты...
– Как прикажете, – сказал Мазур, включая мотор. – А что, в темноте нам что-то угрожает?
– Не знаю.
– Вот это уже интереснее. Вместо категорического «нет» – «не знаю». Это существенная обмолвка...
– Да перестаньте вы цепляться к словам!
– Не перестану, – сказал Мазур. – Я нисколечко не шутил, когда говорил, что терпеть не могу неизвестности в серьезных делах. Знаете, почему? Потому что это чреватовсякими неприятностями, вплоть до старушки в белом балахоне и с косой. Да, я кое-чем обязан милейшей Розе. Да, я бродяга, вольный стрелок... но, бога ради, не путайте это с глупой романтикой, то есть восторженной дуростью.