– А красивая девка, – заметил Хруск, идущий позади Радды. Тени от факела соблазнительно подчеркивали девичьи округлости.
– Как жаль, что тваребожцы заморочили ей голову своими бреднями, – с отеческим сожалением поддакнул Архайн, что разозлило девушку больше всего.
– Бреднями?! – возмутилась она. – Это вы скрывали от меня правду!
– А что есть правда? – Йер снисходительно подцепил прядь Раддиных волос, повертел в пальцах. – Всего лишь ложь, в которую мы верим: я – в одну, ты – в другую. Глупая девчонка, тебя испугала внешняя сторона обряда? Таинства на то и таинства, чтобы такие вот дураки не истолковали их превратно, позабыв, что у Двуединого есть и Темный лик! Глашатай забрал бы твою душу и передал ее Иггру, а тело испытало божественные наслаждения, о которых ты грезила…
– Неправда, ни о чем я не грезила!
– Лжешь, – уверенно отрезал Архайн, разжимая пальцы. – Иначе тебя бы не выбрали. Тебе оказали великую честь, рабыня! Но ты изменила Двуединому с первыми встречными и поплатишься за свое малодушие, целиком доставшись Темному.
– А что вы с ними сделаете, господин? – поинтересовался Хруск, видя, что девушка временно лишилась дара речи. У остальных пленников рты и так были заткнуты кляпами, ибо их изощренное сквернословие надоело йеру уже через седьмушку часа.
Приближенный равнодушно пожал плечами:
– Я? Слишком много чести. Доведем их до храма и препоручим братьям. Девку, скорее всего, там же публично и сожгут, а тваребожцев под охраной отправят в Ориту – у них должок перед Глашатаями («за выбивание которого, глядишь, и нам чего перепадет» – говорил довольный вид йера). Мы же продолжим поиски Твари, а вскоре к нам присоединится и главарь этих мерзавцев.
– Да, – запальчиво подтвердила Радда, – Брент найдет нас и освободит!
– Если он за вами вернется, – Архайн паскудно ухмыльнулся, – то я прилюдно извинюсь, что был о нем лучшего мнения. Нет, я имел в виду, что рабу уже пришла пора издохнуть. Дольше семи дней ему не удавалось продержаться ни разу.
***
–…Сидели, подлюки, в Бараньем леске, наши огороды обчищали! – петухом разливался возле стойки чернявый, достигнув своей цели: бесплатной кружки скваша. – Два парня и девка, как монахи и рассказывали. Небось они кузнецову корову и того, сожрали или в жертву Твари принесли!
– Ну наконец-то! – облегченно выдохнул хозяин. – А то я уж извелся весь, на каждого чужака с подозрением гляжу! А Тварь?
– Во! – показал руками рассказчик. – Два обережника на растянутых ремнях вели. Здоровенная, сивая, с виду – вылитый корлисс! Говорят же, что она во всякое зверье перекидываться умеет… Да можете сами сходить поглядеть, еще успеете догнать – их по дороге на Лесье потащили!
У Брента зазвенело в ушах, отрезая его от дальнейшего разговора, да и от мира вообще. Остался только он – и лихорадочно скачущие в голове мысли.
Бродяги и йер двигались в противоположные стороны.
До чего же все-таки полезная вещь – клятва. Дал ее – и навеки избавился от мук выбора, точно зная, как тебе надлежит поступать.
Вот судьба все за него и решила.
Если он отправится спасать – ха-ха! как он себе это представляет?! – непрошеных спутников, то почти наверняка упустит Привратницу, и второго шанса догнать ее не представится.
Как и времени. Сколько ему еще осталось – день, час? Или счет уже пошел на секунды?!
Брент залпом допил скваш, словно испугавшись не успеть. Уставился на кружку. Глиняная, щербатая, с надколотой ручкой, которую один придурок шутки ради спер из едальни, второй невесть зачем тащил в котомке даже через Границу, а третья старательно оттерла песком у ручья, обнаружив под налетом вековой грязи грубо выжженный рисунок: две чокающиеся кружками же руки.
«Шип» Лозы не может размениваться на подобную ерунду.
Умный человек не станет так глупо подставляться под удар.
Не вошедший в полную силу жрец все равно не сумеет одолеть Приближенного.
Седой мужчина по имени Брент с ненавистью швырнул кружку в стену и поднялся, оставив недоумевающего хозяина подметать с пола осколки глины, обетов и благоразумия.
***
В лес скорняка загнала естественная нужда – жена. Хворост у нее, видите ли, кончился, утром печь нечем будет растопить! В лес так в лес, философски подумал мужик, вместе с веревкой пряча за пазуху закупоренную бутылку. На свежем воздухе оно даже лучше идет.
Да только до воздуха встретился скорняку на улице старинный приятель, на ярмарку приехавший; ну как тут не выпить по маленькой? Хворост-то никуда не убежит…