Последние отзывы

  33  

– Плаза де армас – Площадь Оружия. Когда-то, до прихода испанцев, здесь было священное место индейцев – главная площадь «города богов». Вон та стена – единственное, что осталось от храма Солнца, украшенного немыслимым количеством золота. Рядом некогда стоял храм Луны, там все убранство было из серебра... Один из самых старых кварталов. Улица Нуэво – Яйцо, здесь еще во времена Писарро курица снесла невиданно огромное яйцо... Сиете пекадос – Семь Грехов. Городские хроники свидетельствуют, что некогда здесь жили семь веселых красавиц... увы, не вполне благонравных, как это случается с красавицами сплошь и рядом... Фальтрикуера дель диабло – улица Карман Дьявола. Некий беспутный идальго, оказавшись на смертном одре, наотрез отказался исповедаться и причаститься, к горю священников. И тут ввалилась компания столь же беспутных друзей умирающего. Они решили последний раз выпить с другом, но после осушенного стакана вина умирающий не только причастился, исповедался, но и завещал монастырю все свое состояние. Неисповедимы пути Господни, порой и стакан вина может сыграть неожиданную роль...

– А почему – Карман Дьявола? – спросил Мазур.

– Потому что один из монахов, уходя, воскликнул: «Мы его вытащили из кармана дьявола!» Президентский дворец. Друзья мои, обратите внимание на тот уличный фонарь. На нем в сорок шестом году был повешен президент Вильяроэль – что его, уточню, уже не особенно удручало, поскольку перед повешением он был выброшен возмущенными жителями столицы из окна четвертого этажа – к сожалению, не установлено доподлинно, которое это окно, есть четыре версии...

Оказалось, загадочная сеньорита Карреас, русская на три четверти, живет совсем неподалеку от «Трес Крусес» – Мазур уже узнавал окрестности отеля. Снаружи старинный дом выглядел не особенно презентабельно, но подъезд оказался снабжен современнейшим домофоном. После коротких переговоров Авилы с кем-то, отвечавшим по-испански довольно неприятным женским голосом, дверь распахнулась, и они оказались на вполне современной лестнице, мраморной, покрытой ковром с индейскими узорами, украшенной стеклянными вазочками со свежими цветами. Только для того, чтобы поддерживать здесь марафет, денежки требовались немалые – это понял даже Мазур. Ага, и кондиционер наличествует, положительно, старик не врал насчет социального статуса сеньориты – если только сам не оплачивает эту роскошь.

Дверь открыла горничная в классическом наряде: черное платье, белая кружевная наколка, белый передничек – судя по лицу, чоло, лет тридцать и довольно симпатичная, вот только голос неприятный, хоть и почтительный. Конечно, именно она и отвечала по домофону.

– Сеньорита вскоре вернется, – сказал, выслушав ее, Авила и, ничуть не смущенный отсутствием хозяйки, уверенно прошел в холл, на ходу передав горничной шляпу. – Прошу вас, господа.

В голове у Мазура крутился отрывок из какого-то старого учебника по этикету: «Джентльмен сначала передает прислуге трость, потом цилиндр, и только после этого снимает перчатки». А может, наоборот, цилиндр предшествует трости. Слава богу, у него не было ни трости, ни перчаток. Насколько мог непринужденнее, подал шляпу метиске и двинулся вслед за стариком.

Решительно, версию о секретарше-содержаночке следовало вы отбросить. Хотя Мазур и не был искушен в светской жизни, но чутьем понимал, что эта огромная квартира с высоченными потолками и великолепной старинной мебелью, перемежавшейся с более современными достижениями цивилизации, гораздо больше походит не на съемное любовное гнездышко, а на фамильную резиденцию.

В комнате, куда их провел Авила, Мазур надолго прикипел к коллекции старинного оружия, занимавшей всю стену. Там было не меньше дюжины морских офицерских шпаг времен Боливара, кирасирские палаши восемнадцатого века, парочка алебард, мечи времен конкисты... да чего там только не было.

– Давнее увлечение сеньориты, – пояснил Авила. – Опять-таки современные веяния, но, по крайней мере, гораздо более безобидные нежели экстравагантности внучки одного моего старого друга... не буду называть имен. Эта юная особа поместила в своих покоях три своих портрета в обнаженном виде и мраморную статую в том же стиле, а шокированным родственникам заявила, что всего лишь подражала Полине Бонапарт...

– Ты сюда посмотри, – тихонько сказал Кацуба.

С огромной фотографии на Мазура снисходительно-устало взирал дон Астольфо, полуприкрыв глаза тяжелыми веками. Кацуба полушепотом перевел дарственную надпись:

  33