84 
Маша тоже не слишком увлеклась – завершила помывку одновременно с Гриневским. Затратить на водное священнодействие столько же времени, сколько двое мужиков – это, без всякой иронии, для женщины вполне нормально.
Она вышла и демонстративно тряхнула мокрыми волосами на кусты ежевики, ломящиеся от черной, налитой соком ягоды – типа, видишь, поливаю, вода даром не расходуется, все в дело. Да что за ерунда с ней происходит?!
Саша, сидящий на скамье в терпеливом ожидании, когда они закончат с водными процедурами, провел их в дом – трехэтажное, не слишком навороченное в смысле архитектурных излишеств сооружение, просто бетонный куб с окнами. В доме была полутьма и приятная прохлада. Зашли в комнату, посреди которой стоял накрытый стол.
– Садитесь, кушайте. Сейчас позову дядю Дангатара.
Дядю, отметил Карташ. Значит, не сын. Тогда брат? Или все-таки племянник, раз «дядю»?
Саша уже дошел до дверей, когда его догнал вопрос Маши:
– А где Джумагуль?
– Она... э-э, – Саша опустил глаза, рассматривая свои сандалии, – у себя.
– Можно с ней поговорить?
– Спросите у дяди Дангатара, – сказал он и быстро вышел.
Маша – Карташ голову готов был прозакладывать – хотела запустить вдогонку какую-то резкость, но вовремя прикусила язычок. И нервно принялась мерить комнату шагами.
В углу негромко калякал по-туркменски включенный телевизор – «Сони», пусть не самой последней модели, но вполне, вполне. Никто из троих за стол не садился и уж тем более трапезу не начинал, хотя манили салаты, посыпанное зеленью холодное мясо в необъятном блюде, сыры, колбасы, соусы, что-то похожее на ватрушки с мясом… Разумеется, присутствовали черная и красная икра в плошках с воткнутыми в зернистую массу ложками.
– Похоже на съезд компартии, – сказал Гриневский, кивнув в сторону экрана.
По телевизору показывали зал тысячи на три зрителей, которые стоя аплодировали кому-то, рук не жалея. Потом картинка сменилась: на трибуне распинался круглолицый оратор, который то и дело прикладывал ладонь к груди, кланялся и поворачивался к сидящему в первом ряду президиума Его Превосходительству Ниязову. В общем, ни дать ни взять, очередное историческое заседание очередного судьбоносного Пленума ЦК КПСС… А потом замелькали новые кадры, и стало ясно, что всем пленумам вместе взятым далеко до происходящего: все тот же круглолицый оратор, только теперь не на трибуне, а в зале, к которому вполне применим эпитет «тронный», ступал, едва не маршируя, по красно-желтой ковровой дорожке, пока не добрался до стоящего на специальном коврике президента Ниязова. Президент что-то сказал ему, барственно похлопал по плечу и повесил на шею золотую цепь. Облагодетельствованный немедля упал на колени, принялся целовать ноги и руки Туркменбаши. Экран на несколько секунд закрыла заставка на туркменском и русском языках – информационная программа «Ватан».
– Скорее похоже на конкурс придворных льстецов с раздачей слонов за лучшую лесть, – сказал Карташ. – Восточные сказки живы. Я не удивлюсь, если узнаю, что Туркменбаши, как Гарун-аль-Рашид, изменяя внешность, иногда по ночам покидает дворец и бродит по Ашхабаду. Подслушивает, что думают о нем его подданные.
– Ты лучше скажи, чему ты удивишься! – раздраженно бросила Маша от окна. – Если что-то случится со мной, тебя это не удивит точно!
Эт-то уже, пожалуй, перебор. Мы, конечно, понимаем – длинный тяжелый путь, переживания, треволнения и все такое. Кого хошь подкосит и измотает. Но всему есть место и время, всему есть мера. На первый раз Карташ смолчал и, чтобы не заводиться, сосредоточил внимание на телевизионной картинке. Гриневский же благоразумно помалкивал, хотя тоже, судя по недоумению на лице, не мог взять в толк, какая муха вдруг укусила дочь Хозяина.
В комнату вошел Дангатар, покосился на экран, счел нужным объяснить.
– Это Халк Маслахаты, Народный Совет. Высший представительный орган народной власти, собирается раз в год, преимущественно в августе, – он подошел к телевизору, встал рядом, не заслоняя экран. – Обратите внимание, сейчас я вам кое-кого покажу. Сейчас он обязательно попадет в кадр...
Туркменское телевещание снова демонстрировало зал заседания, камера двигалась вдоль президиума.
– Вот! – Дангатар приложил палец к экрану и обвел им вокруг одного из заседающих. – Запомните этого человека.
Тот, кого следовало запомнить, восседал в президиуме вблизи Ниязова, сидел, сложив руки на столе, как прилежный ученик. Лет пятидесяти, на славу упитанный, с реденькими волосами, с большими щеками и двумя тонкими штрихами вместо глаз. Рядовая внешность бюро-крата в летах с поправкой на восточную специфику.
84 
