Женский наряд — своего рода доспехи. На вид они не слишком внушительны, но дарят ощущение силы и власти. Самая робкая обретает уверенность, если туалет ее достаточно хорош.
— У тебя отличная фигура, а талия много тоньше моей, — без следа зависти сказала Элф. — Затянись я настолько, мне грозила бы смерть от удушья.
Наконец модистка поднесла платье к Честити так, чтобы та могла продеть руки в рукава. Когда последний крючок был застегнут, а кружева расправлены, приятный процесс был завершен.
— Превосходно! — едва выдохнула Шанталь.
— В самом деле, это твои цвета, — сказала Элф.
Честити улыбнулась своему отражению. Платье оживляло краски ее лица, умело скроенный лиф высоко приподнимал груди, но обнажал их лишь чуть больше, чем допускала благопристойность, сорочка разом и подчеркивала, и прикрывала их округлости.
Это было платье-намек, платье-обещание. При ходьбе подол покачивался, словно в плавном танце, а когда девушка присела в реверансе, окружил ее, как пышный цветок, и она засмеялась от счастья снова почувствовать себя женщиной.
— Ах! — воскликнула Элф, помогая ей подняться. — Если бы я от рождения получила такой вот дар!
— Какой?
— Дар кружить мужчинам головы.
— Да, но… — Честити ощутила, как загораются щеки, — этот дар может оказать и плохую услугу.
— Разве? — с грустью спросила Элф. — Син готов ради тебя сразиться с драконом.
Ее тон заставил Честити забыть собственные проблемы и вернуться к вопросу о том, отчего леди Элфлед Маллорен, с ее положением, приданым и внешностью, милой повадкой, в таком возрасте оставалась незамужней. Мужчины должны виться вокруг нее!
— Неужели никто не жаждет сразиться с драконом ради тебя? — осторожно спросила она.
— Возможно, кто-то и жаждет. — Элф вздохнула, но заставила себя принять веселый вид. — Осталось поколдовать над твоим виском — надеюсь, синяк не слишком проступит, — и мы сможем предстать перед моим августейшим братцем и выслушать, что он собирается предпринять. Шанталь, мой грим!
— Но я не люблю краситься, — запротестовала Честити, усаживаясь перед трельяжем.
— Я не стану слишком усердствовать, — заверила француженка, — тем более что вы отправляетесь не ко двору, а в провинцию. Поверьте, немного белил и румян еще больше преобразят вас.
Когда она выпрямилась, чтобы полюбоваться делом своих рук, Честити признала, что краска практически незаметна.
— Миледи, я отберу те платья, которые будут к лицу леди Честити и которые вы так ни разу и не надели, — сказала модистка. — Я лелеяла тайную надежду, что их все же удастся пристроить. Вам больше не придется мучиться сожалениями, наткнувшись на них в шкафах.
— Ужасное создание! — ласково произнесла Элф. — Шить наряды, чтобы мучить заказчика! В наказание избавься от этого старья.
Она махнула рукой на груду разносортной одежды, сброшенной Честити. Едва подхватив, Шанталь все выронила с криком боли.
— Я укололась!
Только тут Честити вспомнила про булавку, но модистка уже нащупала дорогую вещицу среди юбок и извлекла на свет божий.
— Ваша, миледи?
Честити помедлила, но поняла, что не в силах больше лгать и изворачиваться.
— Моя, — сказала она твердо, приколола булавку к лифу и подняла глаза на побледневшую хозяйку комнаты. — Родгар никогда не был моим любовником.
— Слава Богу! — У Элф вырвался облегченный вздох. — Не хватало только, чтобы эти двое снова перессорились, на сей раз из-за тебя. Ну что? Можем идти?
Честити еще раз оглядела себя в зеркале и затрепетала при мысли о встрече с маркизом. Одних доспехов тут было маловато, требовалось еще и оружие, чисто женское.
— Не хватает веера, — сказала она.
Веер был ей немедленно предоставлен — расписной, кремовый. Для пробы она раскрыла его и медленно сложила. Набрала в грудь побольше воздуха.
— Идем.
Родгар ждал в Гобеленовой гостиной, задумчиво глядя на пламя в камине. При их появлении он поднялся. Честити могла бы поклясться, что в его взгляде мелькнуло восхищение. Ей был отдан почтительный поклон.
— Миледи, должен признаться, что вполне понимаю брата.
Девушка присела в глубоком реверансе и закрыла пол-лица веером.
— Милорд, ваш брат никогда не видел меня такой.
— Значит, ему можно позавидовать и того больше.
Заметив булавку, Родгар и бровью не повел, и это говорило о том, что в то утро Честити была им узнана. Или он сообразил позже? В таком случае когда?