— Элф, только не говори, что это платье из твоего шкафа. Как, в самом деле из твоего? Леди Честити, я вам глубоко признателен. Счастлив видеть в нем вас, но не свою сестру.
— Грубиян! Как-то раз я видела рыжую в розовом.
— У нее, должно быть, сильно недоставало вкуса. — Родгар галантно усадил каждую в кресло. — Будем надеяться, что Син без труда получит лицензию и будет в Лонг-Нотуэлле уже сегодня. Туда полтора часа езды, так что через час можно выезжать. Надеюсь, ночевать там не придется, но если и так, Син нас троих где-нибудь пристроит.
— Я тоже еду? — спросила Элф.
— Разумеется, едешь! Я не могу оставаться наедине с леди Честити целых полтора часа.
Она покосилась на булавку. Маркиз вздохнул.
— Надо лучше думать о людях, дорогая. Леди Честити не совершила ничего неприличного, чтобы заслужить этот подарок. — Взгляд его, однако, был полон иронии, когда он обратился к Честити:
— Миледи, вы уже придумали для Сина оправдание?
— Я скажу правду, — холодно ответила она.
— Вот и славно. Элф, дорогая, пойди собери вещи на случай, если придется переночевать в Лонг-Нотуэлле. И вот еще что! Быть может, сестра леди Честити нуждается в подвенечном наряде, так будь добра, поройся еще в своем шкафу.
— С радостью! — согласилась великодушная Элф и пошла к двери, но замешкалась. — Разве я не должна изображать при вас чапероне?
— Даю слово чести, что не наброшусь на невесту брата, стоит тебе только ступить за порог.
— Как ты можешь быть уверен? Тебе еще не случалось оставаться наедине с невестами братьев.
— Слово чести!
— Мое дело — предостеречь.
Элф ушла. Честити отколола булавку и протянула маркизу.
— Возьмите, милорд, и пусть остается у вас. Не из-за Сина, а потому, что мне она ни к чему.
— Так уж и ни к чему? — возразил он, держа руки скрещенными на груди. — К этому наряду она очень подходит. Да вы и заслужили ее.
Девушка разжала пальцы, и булавка упала на ковер. Родгар не обратил на это внимания.
— Однажды в Лондоне вы позволили мне вас поцеловать и тем заинтриговали…
Честити снова укрылась за веером.
— Позже я убедился, что интуиция меня не подвела.
Сердце ее забилось чаще и сильнее. Новое осложнение! У нее просто не хватит сил! Девушка начала с досадой обмахиваться веером.
— Вы хотите сказать, милорд, что влюблены в меня?
— Вовсе нет, — ответил он, не сводя с нее своих холодных, непроницаемых глаз. — Будь я влюблен, все повернулось бы иначе. Вы меня интересуете.
Это очень напоминало поединок на шпагах, причем противник был гораздо опытнее, и Честити это понимала. Она захлопнула веер и попыталась нанести ответный удар.
— В «Доме у дороги» я была с Сином!
— С кем же еще? — отпарировал маркиз.
— Со своим будущим мужем! — в отчаянии продолжала девушка.
— Разумеется, — сказал этот ас пикировки, играя с ней по своей прихоти.
— Что значит «разумеется»? — прямо спросила она.
— Потому что в противном случае вы были бы той самой шлюхой, которую тогда изображали.
Это был удар в самое сердце. Честити опустила взгляд на веер в своих дрожащих руках.
— Не «была бы», а «есть», — прошептала она.
— Я не могу допустить, чтобы мой брат связал свою жизнь с подобным созданием.
Она ощутила, как рушится надежда, в которой так упорно пыталась себе отказать, но к которой льнула вопреки всему.
— Вы не сможете остановить Сина! — воскликнула она, вскидывая голову.
По идее, Родгар должен был посмеяться над этой жалкой угрозой, но он промолчал, отвернулся и долго смотрел на огонь.
— Вы правы, — наконец сказал он. — Вторично встать на его пути слишком дорого мне обойдется.
Это невиданное признание было сродни подписанию полной капитуляции. Честити не сразу заметила, как водит раскрытым веером вдоль глаз — выражение сочувствия.
— Что вы имеете в виду, милорд?
— Мне свойственна некоторая склонность к самовластию, — ответил маркиз.
Как волку свойственна некоторая хищность, мысленно добавила девушка.
— Син чуть не с детства бредил армией. Мне это казалось блажью, которая с возрастом изживет себя, однако в восемнадцать лет он заговорил об этом всерьез — он, которому на вид можно было дать разве что шестнадцать и который никогда не высказал ни единой серьезной мысли (по крайней мере в моем присутствии). Я годами вызволял его из мальчишеских передряг, которые могли обойтись ему дорого. С таким положением дел свыкаешься, а в армии… в армии меня не было бы поблизости. Армия, миледи, судит за проделки суровее, чем семья. Много суровее. — Родгар повернулся от камина и устремил взгляд на Честити. — Вам ведь не случалось видеть, как прогоняют сквозь строй? Она помотала головой.