После короткого раздумья Честити приколола булавку между юбок. Так ее было не найти, разве что сорвать юбки, но в этом случае можно было солгать, что драгоценность досталась ей вместе с ними (вещи были с чужого плеча, это можно было понять по запаху).
Дом, казалось, вымер. Напомнив себе, что праздность только подогреет страхи, девушка принялась анализировать события последних дней.
Несколько месяцев назад, когда Форт так резко и зло выговаривал ей за интрижку с Вернемом, она думала, что и он участвует в заговоре против ее репутации. Теперь ясно, что он — жертва злых козней, но сам не имеет об этом понятия. Каким образом можно открыть ему глаза?
Форт был одним из тех, кто застал Честити с Вернемом, и имел все основания поверить в ее падение. Сегодня она созналась, что утратила девственность. Это могло окончательно восстановить его против нее, и он, конечно, не заступится, если ее решат высечь. Он будет думать, что ей поделом. Однако это не значит, что Форт поддержит всякий род наказания, какой взбредет на ум отцу. Против чрезмерной жестокости он будет протестовать. Единственный выход — отослать его с каким-нибудь поручением.
Дневной свет быстро меркнул. Отдаленный бой часов подтвердил, что близится ночь. Четыре раза к двери приближались и вновь удалялись шаги, заставляя девушку инстинктивно сжиматься в комок. Это тоже была часть дьявольского плана. Когда ключ все-таки повернулся в замке, она невольно подумала: «Наконец-то!»
Собрав волю в кулак, Честити повернулась лицом к двери, расправила плечи и вскинула голову. Однако ключ повернулся снова — в обратном направлении. Это заставило ее вскрикнуть и зажать рот ладонью. Новый трюк! Нельзя ему поддаваться! Она вернулась к поискам решения.
Не сделать ли так, чтобы отец потерял контроль над собой и в ярости сболтнул лишнее? Но за этим, конечно же, последует жестокая кара. Возможно, Форт откажется покидать дом, пока разговор не окончен. Нет, он не может отказаться. Он уверен в непогрешимости отца, чего ради ему оспаривать распоряжения?
За окном уже царила полная тьма, а часы пробили восемь, когда дверь все-таки открылась. Вошел отец, за ним Линдли со свечой. Как Честити и предполагала, Форта с ними не было. Она постаралась собраться с силами.
— Твой брат отправился узнать, как дела у майора Фрейзера, — без обиняков объявил граф. — Это займет некоторое время. — Он оглядел девушку. — Сюртук здесь неуместен. Сними его.
Спорить по мелочам было бы глупо и неосторожно, так что Честити сочла за лучшее подчиниться.
— Обувь можешь оставить — мы же не хотим, чтобы ты простудилась. — Он обвел ее подчеркнуто медлительным взглядом, от которого оставалось чувство липкого прикосновения. — Этот наряд тебе очень к лицу, дочь моя. Линдли, мои поздравления!
— Благодарю, милорд.
— Мужскую одежду можете унести.
С чувством отчаяния Честити наблюдала, как уносят одежду, с которой она сроднилась. Руки потянулись поддернуть полосатый лиф, но она приказала себе не делать этого. Отец, без сомнения, был бы только порадован.
— Ты ведь знаешь меня, Честити, — холодно сказал он. — Я не терплю ослушания.
— И все же я тебя ослушалась!
— Хм… — Губы графа дернулись, показывая, что он задет. — И ты полагаешь, что победа на твоей стороне?
— Нет. Но и не на твоей тоже.
Он вскинул трость. Девушка сжалась, но он лишь коснулся ее головы.
— Волосы заметно отросли, самое время обрить тебя снова.
Она зажмурилась и стиснула кулаки, чтобы не взмолиться о пощаде. За последние несколько дней она успела подзабыть, как безобразно выглядела бритой.
— Но я могу явить и добросердечие, не только суровость, — сказал граф, меняя тон на ласковый, что ужасало еще сильнее. — Взгляни!
Когда она осторожно открыла глаза, перед лицом покачивался парик. Каштановый, с легким медовым оттенком, поразительно похожий на ее собственную шевелюру в былые времена. Он был очарователен. Честити обратила к отцу настороженный взгляд.
— Да-да, это из твоих собственных волос. — Он приблизил к ней трость, на набалдашнике которой висел парик. — Скажи, где Верити, и я позволю тебе его носить. Сидеть будет отлично, можешь убедиться.
Парик оказался на голове у Честити. Граф надел его осторожно, почти с нежностью, но она против воли передернулась. Вошел Линдли с высоким зеркалом и пристроил его у стены. Граф за плечи подвел девушку к зеркалу, дав возможность полюбоваться на свое отражение. Впервые за долгое время она увидела себя такой, какой некогда была, какой могла быть и теперь. Густые волны волос красиво обрамляли лицо, ниспадали на плечи и совершенно преображали ее…