– Исключено. Говорю же – не хуже президентской.
– Ну, тогда снайпер на крыше... бомба в чемодане...
– Где будет проходить толковище? – спросил Гриневский.
– Увы, – Фрол прикрыл глаза. – Сами должны понимать: это, что называется, информация с грифом «секретно». Однако туда, на сход, ни один лишний человек не проберется, это я гарантирую. Там нет крыш, нет окон, нет дверей. Там негде спрятаться снайперу и некуда заложить бомбу.
– Где ж такое место отыскалось-то? – поднял брови Гриневский. – Чтоб без окон и без дверей...
– Не о том думаете, – вставил Черский, но Таксист не обратил на него внимания:
– А Зуб знает, где это место?
– При желании – узнать, разумеется, может. Равно как и адреса, где поселились гости. Но туда, на сход, говорю, не проникнет.
– Я понял, – медленно проговорил Алексей, вспомнив вдруг новости по телевизору – еще там, в заимке у Глаголева, – и слова, замбарона цыганского табора. – Пальба на улицах. Бандитские разборки. Отморозки со стволами. Теракты. Поджоги. Погромы... Все что угодно, но лишь бы всем стало ясно: Шантарск – гадюшник и отстоянная яма, а Фрол, принимающая сторона, не может справиться с беспредельщиной и обеспечить порядок даже в такой судьбоносный для всего прогрессивного воровского мира день. И тогда кранты Фролу.
– Правильно, – выдохнул Черский.
– И ничего смешного в этом нет, молодой человек, – сказал Гордеев. – Вот господин Черский, бывший мент, никоим образом к прогрессивному воровскому миру отношения не имеющий, – однако он на моей стороне. Потому что тоже понимает: при таком раскладе зубковская, мягко выражаясь, нелюбовь ко мне в первую очередь ударит по самому Шантарску. По простым людям. По обывателям. С гостями-тo ничего не случится, разъедутся – и все...
– Предварительно сместив вас, – понимающе кивнул Алексей.
Фрол цепко посмотрел прямо ему в глаза и проговорил:
– Да, сместив меня. Да, а я хочу остаться на своем месте... Но вы напрасно думаете, будто меня волнуют только моя собственная шкура и кресло «губернатора». Повторю вслед за Данилом: это мой город, и я за него отвечаю. Плевать, по какой причине и кто именно будет мутить воду и творить беспредел на улицах, – я этого не допущу.
– Это наш город, – мягко поправил Черский. -Уж простите за патетику.
– Здорово, – зло сказал Карташ. – Просто зашибись. Ну а мы-то каким боком во всей этой байде замешаны, а?!
– А вот теперь мы подходим к самому главному, – Черский встал, прошелся по помещению. – К тому, что вам, собственно, предстоит. Или, иными словами, чем вы станете зарабатывать себе жизнь. Сход начинается двадцать четвертого, поэтому мы должны успеть...
– Погоди-ка, Данил, – негромко перебил Фрол и перевел тяжелый взгляд на Гриневского. – Не знаю, как ты, Петр Игнатьевич, отреагируешь, но я считаю, что ты должен знать... Короче, вот.
Он достал из внутреннего кармана пачку фотографий, протянул таксисту.
Таксист взял, посмотрел, вгляделся... И фотографии выпали из его пальцев.
Карташ быстро наклонился, поднял одну... и шепотом выматерился. Как сквозь вату до него донесся голос Фрола:
– Когда мы нашли ее, уже было поздно. К сожалению, мы опоздали... Прости.
* * *
– ...Думаешь, выгорит? – с сомнением спросил Алексей. На душе было настолько противно, что аж тошнило.
– Должно, – сказал Черский. – Обязано. Зуб, конечно, не дурак, но на такой шанс клюнет непременно. Тем более, именно вы там нарисуетесь. Даже я бы поверил. И попытал счастья...
– Спасибо на добром слове, – хмыкнул Карташ. – Всю жизнь мечтал о рыбалке на живца. Особливо если сам в роли живца.
– Не скули. Какой живец? Вы просто последний штрих, последний мазок на полотне, так сказать.
«А фотографии вы спецом приберегли на финал, чтобы Гриня уж точно бросился в бой. А мы, ясный хрен, одного его бы не отпустили... Хитрые, черти...» Он покосился на недвижно сидящего рядом Гриневского и буркнул:
– В гробу я видел такие полотна. Они же не холостыми будут стрелять...
– А ты уворачивайся.
Черский притормозил на пустынной улице имени Революционного бойца Логачева, заглушил мотор. Сказал, получив сотенную от Алексея и придирчиво изучая ее на просвет:
– Все. Дальше сами... Станиславские.
– У вас ус отклеился, – огрызнулся Карташ. Черский криво усмехнулся и пригладил накладные усы.
Со стороны, если слов не слышно, сцена выглядела, как будто хитрозадый усатый частник содрал с не шибко богатых пассажиров лишний полтинник... По крайней мере, они очень надеялись, что именно так все и выглядит.