Глава первая

ВЕЗУЧИЙ ГОСПОДИН ИНЖЕНЕР

Доктор Земмельгоф старался вовсю, хотя и без малейшей суетливости, с чисто немецкой неторопливой обстоятельностью. Он там и сям прижимал к спине Бестужева широкий костяной раструб стетоскопа, уже успевший нагреться от долгого соприкосновения с живым телом, выстукивал повыше поясницы и пониже шеи костяшками коротких сильных пальцев, мял спину и бока, щупал суставы, сгибал-разгибал руки, заставлял приседать, заглядывал в глаза, оттянув веки. Все эти манипуляции затянулись надолго, но в конце концов окончились. Отступив на шаг, доктор совершенно по-наполеоновски скрестил руки на груди и, поигрывая густыми седыми бровями, разглядывал Бестужева с непонятным выражением лица. Бестужев, опустив руки, в одних больничных кальсонах унылого неопределенного цвета, стоял перед ним, чувствуя себя рекрутом на приемной комиссии. С врачами в качестве пациента ему приходилось, слава богу, сталкиваться крайне редко, и он всегда испытывал к ним легкую робость.

В иных профессиональных занятиях многое зависит от внешности. Доктор Земмельгоф производил впечатление несокрушимой надежности: низенький, кряжистый, с седой шевелюрой, седыми же кустистыми усами, скупой в движениях и непререкаемый в тоне. Надень на него мундир и немецкую каску «пиккельхаубе» — классический строгий полковник…

— Ну что же, господа-гусары-вскачь… — протянул наконец доктор. — Должен с радостью констатировать, любезный мой, что с точки зрения медицины вы абсолютно здоровы. Ваше, так сказать, невольное купание прошло совершенно без последствий. Никаких изменений и остаточных явлений в легких, вы крепки, господа-гусары-вскачь, как молодой дубок… Отрадно, отрадно. Рад видеть в вашем лице прекрасный образчик германского юноши, выходящего невредимым из серьезных испытаний. Мы ведь все германцы, не правда ли? Идет ли речь о рейхе или австрийских землях?

— Разумеется, — кивнул Бестужев, едва не рявкнув вместо этого «Так точно!».

— Отлично, отлично… — приговаривал доктор, убирая стетоскоп в черный футляр. — Можно полюбопытствовать, откуда у вас вот это? — он коснулся пальцем шрама на левой руке Бестужева повыше локтя. — Сразу видно, господа-гусары-вскачь, что это давнее ранение винтовочной пулей, прошедшей через мякоть…

— Несчастный случай на медвежьей охоте, — мгновенно нашелся Бестужев. — Случайный выстрел из карабина.

— Вот-вот-вот… — покивал доктор. — Пуля была выпущена из нарезного оружия и имела соответствующий калибр…

«Да уж конечно», — подумал Бестужев. Его единственное ранение в Японскую войну было причинено как раз пулей из японской «Арисака»— но доктора не следовало посвящать в такие тонкости, потому что австрийскому инженеру попросту негде было бы обзавестись таким увечьем…

— И вы, конечно, были на военной службе? — спросил доктор. — Не вздумайте отпираться, господа-гусары-вскачь, военную выправку, дающую себя знать через годы, я не могу не усмотреть. Я сам, знаете ли, служил в молодости — королевская баварская армия, десятый пехотный полк принца Людвига. Не приходилось слышать? Славный полк, создан в шестьсот восемьдесят втором году. Да и здесь, господа-гусары-вскачь, в качестве военного врача участвовал в кубинской кампании и мексиканском рейде. Отмечен военной медалью, — добавил он с нескрываемой гордостью истого тевтона, прямо-таки преклонявшегося перед официальными знаками отличия. — Вы служили, я же вижу…

— Вы невероятно проницательны, герр доктор, — сказал Бестужев аккуратно подбирая слова. — Пехотный полк его величества кайзера и короля, службу закончил унтер-офицером.

Разоблачения он не боялся: доктор Земмельгоф, во-первых, был германским баварцем, а во-вторых, жил на американской земле добрых четверть века, так что наверняка имел весьма слабое представление об австрийской армии, ну, а в крайнем случае всегда можно сослаться на тонкости армейской реорганизации, за которыми доктор вряд ли следит…

— Ну да, ну да, — кивал доктор. — Военная косточка и германская кровь… Вы, друг мой, наверняка благодаря этому и спаслись из столь ужасного испытания, поглотившего столько жизней… Можете одеваться, для медицины, подчеркиваю с радостью, вы более не представляете ни малейшего интереса — разве что как пример исконно тевтонского духа… У вас даже облик вызывает в памяти древних богатырей Тевтобургского леса, разбивших римские легионы…

  1