- Бывало и хуже, - наконец сказала магичка. - Давайте ужинать, что ли...
Важек торопливо порылся в сумке и достал хлеб. Темар - сыр. Катисса достала нож, сделала себе здоровенный бутерброд и начала смачно его уписывать.
Парни продолжали стоять, чувствуя себя полными идиотами.
От еды магичка немного подобрела и милостиво поинтересовалась:
- И как вам вольная жизнь? Как практика?
Парни наперебой стали уверять, что все отлично, не работа, а сплошной праздник, спасибо любимой Школе за науку...
Магичка сосредоточенно жевала, не глядя на бывших учеников, и те все сильнее ощущали себя менестрелями, которых наняли играть на званом обеде. Потом жалостливо буркнула:
- Ну да. Молодые еще, что с них взять...
Остаток «ужина» прошел в полной тишине. Важек, если честно, был счастлив, что больше с них взять нечего. Страшно подумать, что магичка потребовала бы от более опытных коллег.
* * *
Катисса, как само собой разумеющееся, заняла хозяйскую комнату. Парни расстелили дорожные одеяла у камина. Можно было, конечно, подняться наверх, но магичка не зря оставила дверь нараспашку: одичавший без людей дом прогревался медленно и неохотно. На чердак тепло тем более не доходило, а топить отдельную печку парни поленились.
- Спокойной ночи, - пожелала Катисса таким повелительным, въевшимся за годы преподавания тоном, что Важеку и Темару тут же захотелось натянуть одеяла до носов и послушно зажмурить глаза. Дело перевалило за полночь, адептам в Школе давно полагалось спать... но, в конце концов, у дипломированных магов должны же быть какие-то привилегии! Поэтому парни одеялами накрылись, однако шептаться не прекратили.
Катисса, к счастью, быстро начала посапывать, и разговор оживился. Темар даже отважился сесть и тихонечко, загораживаясь от магички спиной, разлил по кружкам запасную баклажку. Жизнь помаленьку налаживалась.
- ...представь, выходит ко мне девица, - Темар обрисовал на себе прелести ядреной селянки, - и давай улещивать: «Господин маг, у нас, того, с деньгами туго... Может, как-нить иначе договоримся?» А попой так и крутит. И как раз в моем вкусе, паршивка! Глаза синющие, в сторону клети стреляют, коса до пояса. «Ладно, - говорю, - давай свое иначе». Девица просияла, обернулась да как заорет: «Несите, хлопцы!» И выволакивают мне два дюжих молодца из клети во-о-от такую... пуда два... тыкву!
Важек закусил рукав, чтобы не заржать.
- И, главное, отказаться уже нельзя! - продолжал возмущаться Темар. - Там у нее такие братцы, что дракон мимо пролетит, побоится связываться! Попробуй только намекни, о чем подумал...
- А сколько ты за снятие икоты берешь? Шесть медяков?.. Так на рынке за тыкву столько и дадут.
- Дадут, конечно. Но ее ж туда еще доволочь надо! Походил вокруг, плюнул и бросил посреди дороги. Уже выезжал из селения, оглянулся - а они, гады, ее назад в клеть заносят...
Смеяться дальше было опасно. Важек, извинившись, встал и подошел к ржавому, но вроде бы целому ведру у порога. Сонно расстегнул ремень, зачем-то оглянулся и, вздрогнув, поспешно схватился за штаны. Или все-таки спит, померещилось? Ай, лучше не рисковать! Ведро-то железное, гулкое...
Парень решительно затянул пояс и вышел во двор. Холодный воздух обжег раскрасневшееся у камина лицо, и о Катиссе подумалось особенно нецензурно.
Справив свои дела, Важек уже собирался трусцой вернуться в дом, как вдруг заметил у ворот островерхую хатку колодца. А лошадь-то с обеда не поена, покаянно вспомнил парень. Надо глянуть, может, там и ведро найдется.
Ведро нашлось: крепкая бадейка на цепи, стоящая на краю сруба. Внутрь, правда, налетели листья, но от гнилых осенних дождей колодезная крыша ее уберегла. Вытряхнув бадейку, маг начал спускать ее в колодец, придерживая за цепь. Та размоталась до предела, но внизу так и не булькнуло. Важек перевесился через сруб. Она там вообще есть, вода? Если просто цепь не достает, можно черпануть магией. Парень щелкнул озябшими пальцами, посылая вниз пульсар. У-у, глубокий! На дне что-то влажно поблескивало, но вода или грязь - гхыр поймешь. Камушек бы кинуть, в таких случаях он полезнее магии... Важек собирался пошарить под ногами, но вместо этого зевнул и поудобнее облокотился о сруб. Озноб отступил, накатила уютная, вкусная сонливость. Да ну ее, эту лошадь, потерпит до утра. Не так уж тут, кстати, и холодно... могли бы и во дворе заночевать, на свежем воздухе... тишина-то какая, благодать... и никакой Ка...
- Ты что, сдурел?!