Мимо промелькнул маленький поселок, сплошь застроенный фешенебельными особняками – один лучше другого. Сеня, который обычно не мог проехать через это место без сварливо-завистливых замечаний, сейчас даже не заметил этого «буржуйского гнезда»: у него хватало своих проблем. По обеим сторонам шоссе бесконечной лентой потянулся утонувший в садах частный сектор, замелькали редкие фонари, потом дорога круто пошла под уклон, и по левую руку сверкнуло тусклое зеркало затона, загроможденного ржавыми тушами кораблей. Сейчас, в мертвенном свете прожекторов, высокие борта и заостренные носы траулеров и плавбаз производили впечатление величия и мощи, напоминая о дерзком вызове, который испокон веков люди бросали морю, но Сеня не раз видел затон днем и отлично знал, что все это не более чем груда металлолома, до которого никому нет дела.
Именно из этой груды, насколько было известно Сене, сидевший рядом с ним человек в свое время выудил списанный дизель-электроход «Профессор Головшок», вложил в него бешеные деньги и превратил кусок ржавого дерьма в такую конфетку, что моряки из пароходства в лепешку расшибались, чтобы быть зачисленными в команду.
«Профессор Головнюк», давным-давно переименованный в «Москвичку», стоял на отшибе, словно сторонясь своих ржавых соседей. «Москвичка» блестела слепящим светом прожекторов и вся лоснилась от свежей краски.
Машина прогромыхала через рельсы подъездного пути, сразу же за переездом свернула налево, угодив в узкое ущелье между двумя крошащимися бетонными заборами, и остановилась, почти уткнувшись бампером в облупленный шлагбаум, перегородивший дорогу. Совсем рядом со шлагбаумом светилось теплым оранжевым светом окно сторожки и горела над крыльцом голая пятисотваттная лампочка под жестяным колпаком, освещая три выщербленные ступеньки и перекошенную, давно нуждавшуюся в покраске дверь. Откуда-то из темноты бомбой вылетела лохматая дворняга и с истеричным лаем принялась скакать вокруг машины, злобно скаля желтоватые клыки.
Самарин поднял руку с пистолетом, и Сеня зажмурился, ожидая выстрела и пронзительного собачьего визга, но москвич, оказывается, решил убрать свою гаубицу от греха подальше. Спрятав пистолет в наплечную кобуру, Владлен Михайлович стал ждать, с равнодушной скукой наблюдая за лопавшимся от злобы псом.
Что-то сильно щелкнуло, и Самарин прищурился, прикрываясь рукой от ударившего прямо в глаза луча прожектора. Судя по началу, можно было ожидать появления десятка омоновцев в полной боевой экипировке, но из сторожки вышел один-единственный щуплый мужичонка лет шестидесяти с хвостиком, одетый в кургузый пиджачок и засаленную фуражку с черным околышем, но без кокарды. Владлен Михайлович поморщился: это никчемное создание получало деньги за то, что охраняло его собственность!
Впрочем, собственность Владлена Михайловича и без этого старикана охранялась неплохо, а деньги, которые старый хрыч получал от своей администрации, Самарина волновали мало.
– Эй, батя, убери кобеля и дай проехать! – высунувшись из кабины, крикнул Сеня.
– Куда проехать? Кто такие будете? – сохраняя безопасную дистанцию, строго поинтересовался старикан.
– На «Москвичку» мы, – ответил Сеня. – Хозяин приехал. Не дури, дед, открывай шлагбаум!
– Тю! – не двигаясь с места, презрительно откликнулся дед. – Це ты хозяин? С такою будкою?
– Я хозяин, – сказал Владлен Михайлович, открывая дверцу и степенно выходя из машины. Кобель подскочил к нему, норовя вцепиться в штанину.
– Фу, – коротко сказал ему Самарин, и кобель поджал хвост и боком отошел в сторонку, неприязненно рыча. – Вот мои документы, – продолжал Владлен Михайлович, протягивая старику несколько листков бумаги, на которых даже издали были видны фиолетовые печати с орлами и трезубцами.
Дотошный дед придирчиво изучил документы, после чего открыл шлагбаум и даже взял под козырек.
Самарин не глядя сунул ему сто долларов и сел в машину. С лязгом захлопнув дверцу, он кивнул Сене, и машина въехала на территорию затона.
Сеня вел машину молча. Теоретически он давно знал, что москвич – фигура крупная, но такого все-таки не ожидал. Ему почему-то представлялось, что этот полумифический московский партнер Мартына – просто денежный мешок, которого доят все, у кого хватает ума. Убедившись, что это не так, Сеня струхнул: замысел Мартына теперь казался ему тем, чем и был на самом деле – самоубийственной затеей, навеянной алкогольными парами. Беда была в том, что Сеня понял это слишком поздно. Этот тип мог пристрелить его с такой же легкостью, с какой только что отдал сторожу сто баксов. И стодолларовая бумажка, и жизнь толстого водителя Сени представляли для Самарина одинаковую ценность – это были разменные монеты, которые можно между делом, походя просто бросить в море – так, на память.