Здесь действительно оказалось уютно и на удивление дешево. Неторопливо попивая рубиновое вино, сверкавшее при свечах, как драгоценный камень, Сергей слушал музыкантов и вспоминал Париж.
Трудно было сказать, почему ему вспомнился именно Париж (в его жизни встречалось много самых разных кафе и ресторанов, и это кафе вовсе не было самым уютным из всего, что он видел), но ощущение, что он вернулся на берега Сены, казалось удивительным.
Он даже вздрогнул, когда подошедший официант заговорил с ним по-русски, и рассмеялся в ответ на недоумевающий взгляд Тамары.
– Что тебя так развеселило? – удивилась та.
– Я сам, – ответил Сергей. – Просто представилось вдруг, что мы с тобой снова в Париже. Хочешь в Париж?
– Если так, как в прошлый раз, то лучше не надо, – ответила Тамара.
– Н-да… Слушай, – Дорогая оживился, – ты же у нас медик! Вот скажи мне как медик: нет ли в человеке какого-нибудь органа наподобие аппендикса, который притягивает неприятности? Ну, я не знаю – биотоками какими-нибудь, что ли… Я бы с удовольствием согласился на ампутацию.
Тамара рассмеялась.
– Ты знаешь, – сказала она, – теоретически такое возможно. Я имею в виду не существование такого органа, а обеспечение спокойной жизни путем хирургического вмешательства. Это называется фронтальной лоботомией.
– Бр-р-р, – Дорогин зябко повел плечами. – Звучит не слишком заманчиво.
– Есть другой способ, – спокойно сказала Тамара тоном лектора из общества «Знание». – Даже два. Во-первых, электрошок…
– Не пойдет. А во-вторых?
– А во-вторых, простейший древний способ, испокон веков применяемый как к животным, так и к человеку, в основном к особям мужского пола…
– Погоди, погоди, – перепугался Дорогин, – ты на что это намекаешь? Нет, все-таки юмор у медиков.., того.
– Испугался, бедненький? Не бойся. Этот способ не устраивает прежде всего меня.
– Приятно слышать… Но что же тогда делать с неприятностями?
– То же, что и всегда, – пожав плечами, ответила Тамара. – И потом, откуда мне знать, за что я тебя люблю? Может быть, как раз за то, что ты экстремальный тип.
Дорогин поднял брови.
– Экстремальный тип?
– Называй как хочешь. Мой дед про таких, как ты, говорил, что у них шило в одном месте. Анна Ивановна права: жить с настоящим мужчиной – все равно что строить дом в кратере вулкана. Тут одно из двух: либо готовься к неприятностям, либо беги без оглядки.
Дорогин откинулся на спинку стула и, прищурив один глаз, посмотрел на Тамару сквозь бокал.
– И что ты выбираешь?
Тамара пожала плечами.
– По-моему, это очевидно. Не помню, где это я вычитала, но в памяти почему-то засело. Вот это:
«Сказали мне, что эта дорога меня приведет к океану смерти, и я с полпути повернул обратно…».
– «С тех пор все тянутся передо мною кривые глухие окольные тропы», – подхватил Сергей.
Тамара кивнула, поддела на вилку кусочек мяса и с сомнением осмотрела его со всех сторон.
– Нет, – со вздохом сказала она, – не хочу я больше есть. И пить не хочу. Я хочу гулять под руку с одним типом и смотреть на звезды. Ты разбираешься в астрономии?
– Не то чтобы очень, – ответил Дорогин, вставая и подавая ей руку, – но и не так чтобы уж совсем.
Большую Медведицу знаю, Кассиопею…
– Все ясно, – рассмеялась Тамара, одним плавным движением выбираясь из-за стола. – Малый набор городского романтика. Это я и сама знаю, мне еще в восьмом классе показывали.
– Кто он, этот негодяй? – возмущенно спросил Дорогин. – Уши ему оборвать мало! Не мог запудрить девушке мозги чем-нибудь другим…
– «Чем-нибудь другим» тоже пудрил, – призналась Тамара. – Мы вообще тогда в основном говорили… А потом мне надоело говорить, и мы расстались.
– Это была наверняка трагедия, – заметил Сергей.
– А ты не смейся.
– А я и не смеюсь. Сколько вам тогда было – пятнадцать, шестнадцать? Отлично помню себя в этом возрасте. Все или ничего, и на этой почве сплошные трагедии.
Они неторопливо шли по улице в сторону гостиницы.
Где-то позади шумела ярко освещенная Дерибасовская, но здесь, на боковой улице, было темно и тихо.
Справа неярко светились окна жилых домов, а слева сумрачно чернели в неподвижном воздухе темные кроны деревьев – там был не то парк, не то сквер, обнесенный невидимой в темноте чугунной решеткой.
– Хочу бродить по кривым и глухим окольным тропам, – заявила Тамара. – Долой цивилизацию!