Тормоз принес водку, два маленьких стаканчика.
— Закуси не брал, в горло не полезет, или тебе прихватить?
— Нет, но примем по пятьдесят грамм за упокой души. И все.
Водка полилась в стаканчики, мужчины не чокаясь выпили — Ему покропить надо, — Стресс поднялся, прикрывая лицо ладонью от жара, приблизился к топке, швырнул бутылку в ревущее пламя.
— По-человечески мы тебя проведем Колян.
— Никогда раньше не видел, как люди горят, — мечтательно проговорил Тормоз, не отрываясь глядя в пламя.
— Мне отец рассказывал, как раньше было, — перебил его Стресс, — тогда только в Москве первый крематорий построили, до войны еще, так там глазок был. Родственникам разрешали смотреть, а потом запретили.
— А почему?
— Там же электричеством жгли. Так вот мертвецы в гробах садились, руки поднимали…
Тормоз поежился.
— Родственники как увидят, кричать начинали:
Живой еще! Вытаскивайте его оттуда!
— Ни хрена себе.
— Вот так.
Мешковина уже давно обгорела, как и одежда на Коляне, как и шерсть на собаке. Охранник Сивакова успел обуглиться. А вот сам Колян не хотел сгорать спокойно.
— Точно! Ты смотри! Ноги поджимает! — Тормоз сцепил руки, его била дрожь.
В топке зашипело, над пустой глазницей Коляна поднимались и лопались радужные пузыри.
— Твою мать… — только и сказал Стресс, — зря мы туда водку бросили. Самим бы хлебнуть не помешало.
— Так не смотри, — резонно заметил Тормоз, — все лучше сразу в огне сгореть, чем в земле гнить.
— Не скажи. Не по-христиански это. Надо потом хоть немного пепла из топки вытащить и похоронить где-нибудь — Зачем?
— Чтобы память была.
И все-таки Стресс не выдержал, захлопнул дверцу топки, ему казалось, что котельную наполняет приторный запах жаренного мяса. Хотя тяга была отличная и весь дым уходил в трубу.
Теперь они не видели того, что происходит в топке, но звук, так похожий на звук жарящегося на мангале мяса, пронизывал сознание обоих бандитов.
— Нет, что ни говори, Стресс, а шашлыки я больше есть не смогу. Никогда в жизни.
Стресс вздохнул.
— Брезгливый ты, Тормоз…
Лишь через два часа Стресс рискнул открыть дверцу. Уже ничего не говорило о том, что вместе с углем в топке сгорели два человеческих тела и мертвый пес. Перегоревшие кости рассыпались. На всякий случай Тормоз еще поворошил багром пышущее жаром нутро топки и внимательно осмотрелся. Следов они никаких не оставили, кровь, покрывавшая мешковину, в которую был завернут Колян, спеклась и пола ни испачкала — Вот и все. На небо они втроем полетели.
— А кто третий?
— Пес, дурак.
Стресс заглянул в каморку, кочегар спал беспробудным сном.
— Хорошо жить на свете, когда много не знаешь.
— Так и жил бы, — передразнил его Тормоз.
Забыв о своем намерении прихватить пепел дружка, Тормоз и Стресс вышли на улицу. Ночь близилась к концу, об этом говорило чуть посеревшее небо.
— Небось еще двоих придется завтра везти. — Поморщился Тормоз, садясь за руль.
— Ничего, баба у него легкая, да и сам он мужик хлипкий. Вот если бы жирный был, долго горел бы.
О том, что Сиваков и его жена якобы мертвы, Тормоз и Стресс говорили спокойно так, как другие люди разговаривают о сделанной работе. Им и в голову не могло прийти, что Курт решил внести коррективы в первоначальный план.
Глава 9
Белый «фольксваген-гольф» притормозил на пустынной улице. Курт опустил стекло и выглянул из машины.
«Так и есть, не спят. Значит всполошились».
Он вышел и автомобиля и направился к телефону-автомату, висевшему в простенке между витринами гастронома Пощелкал клавишами записной электронной книжки позаимствованной у Сивакова.
— Панкратов, вот и номер…
Жетон со звоном исчез внутри аппарата.
Когда Панкратов поднимал трубку, Курт смотрел на освещенные окна четвертого этажа. Этот номер телефона знали немногие, лишь самые близкие к Панкратову люди. На эти звонки он всегда отвечал лично, в любое время дня и ночи.
— Панкратов? — спросил Курт.
Тот сразу же насторожился, услышав незнакомый голос.
«Значит, что-то случилось, — подумал Панкратов, — Сиваков все-таки попал в историю и раскололся. Иначе откуда стал известен мой номер телефона посторонним».
— Кто это говорит? — не стал он называться сам.
— По поручению вашего друга, которого вы ждали сегодня в гости, — Курт говорил спокойно, с достоинством.