– Назад! – крикнул Илья. – Фу!
Этот крик был таким страшным, что Рита заскочила в душевую кабину и закрыла дверцу. Следила за происходящим лишь через щелочку между досками. Псы замерли, а затем побежали к хозяину.
– Не бойся, выходи, теперь они тебя не тронут. Это гостья, своя, – сказал Илья, указывая коротким указательным пальцем на девушку.
Псы послушно обнюхали нового человека, а затем то ли в знак признательности, то ли извиняясь, лизнули ей колени. Прикосновение шершавых влажных языков было неприятным. Даже к прилипчивым кавказцам проститутка испытывала меньшее отвращение, чем к этим ужасным собакам.
– Заходи в дом.
– А они? – обернулась Рита.
– Собакам у нас в доме делать нечего. Даже зимой на улице живут, так они – злее.
– Да уж, злости им не занимать!
На веранде уже был накрыт стол. Стояли приборы – три одинаковые большие тарелки, мельхиоровые хорошо начищенные ножи и вилки. А вот четвертая тарелка – Рита сразу это поняла, для гостьи – была поменьше и приборы подешевле – вилка и нож из нержавейки. Тарелку украшала ровненькая голубая каемочка, очень скромная.
Мать из кухни торжественно внесла кастрюлю Все уже сидели на своих местах с просветленными лицами, словно перед молитвой, словно все собрались воздать хвалу Господу за то, что он дал хлеб насущный.
«Баптисты, – подумала Рита. – Всяких я видала, со всякими пила и спала, но с баптистами за столом сижу впервые.»
Спиртного на столе не было ни капли. Мать торжественно подняла крышку, и сразу же аромат заполнил веранду. Пахло вкусно и аппетитно, может, слегка сладковато. И Илья, и Григорий жадно втягивали запах, их пальцы подрагивали. Девушке это показалось странным.
«Неужели они такие голодные? Хотя все может быть, наездились мужчины, наработались за день, вот и проголодались.»
Появилась и картошка. Мать аккуратно ее раскладывала: вначале Григорию, потом Илье, потом гостье и последней себе. Куски мяса из первой кастрюли были крупно, за раз в рот не засунешь, порезаны.
Рита запротестовала:
– Хватит, я столько не съем!
– Съешь все до последней капли, до последней крошки. У нас в доме все тарелки после еды должны быть чистые.
– Хорошо, как скажете… – на строгий голос женщины ответила Рита.
– Вот зелень, – на столе появилась тарелка с огурцами, помидорами и с красным перцем.
Братья ели быстро, но в то же время еду смаковали. Пища поглощалась аккуратно. Рита тоже старалась.
Мясо казалось ей немного странным, слишком уж нежным. Вроде крольчатина, но где ты найдешь у кролика такой большой кусок мякоти?
– Вкусно?
– Что это? – спросила она.
– Вкусно? – подняв глаза на девушку, переспросила женщина.
– Конечно вкусно! Очень! Но что это?
Ее вопрос никто словно бы и не услышал. Звякали вилки, ножи, иногда слышался хруст разгрызаемого хрящика. Илья обсосал кость и аккуратно положил на отдельную тарелку.
– Вот уж Граф с Бароном порадуются! Они такие косточки любят, нежные, молоденькие, разгрызают их в два счета, как семечки. А я сколько ни пытался, никогда не удавалось разгрызть.
– Зубы попортишь, – строго и назидательно произнесла Вырезубова.
– Мама, я больше не буду, – сказал сын, вымакивая хлебом все, что осталось на тарелке. После этого он сытно икнул и тут же прикрыл рот рукой.
Мать строго взглянула на сына.
– Сколько тебя можно учить?
– Извините, мама, нечаянно…
– Понятно, что не нарочно. На первый раз прощаю. Григорий был рад. Недовольство матери на него не распространялось.
– Давайте я посуду помою. Спасибо вам большое, все очень вкусно!
Рита не могла понять, то ли это оттого, что съела чересчур много, то ли оттого, что пища слишком сытная и жирная, тошнота подкатывала к горлу и она чуть сдерживалась, чтобы ее не вырвало.
Мужчины и женщина весело смотрели на Риту.
– Не надо, я сама помою. Ты иди ложись, я тебе постелила там.
– А водички попить?
– Сейчас будет чай.
– Нет, я водички хочу.
Илья подошел к холодильнику, чуть-чуть приоткрыл дверцу, так приоткрывают дверцу сейфа при посторонних, когда хотят вытащить немного денег, а сейф доверху забит упаковками банкнот.
Бутылка минералки оказалась на столе. Сами же Вырезубовы пили чай на травах, душистый и ароматный. К чаю подали еще и мед, который стекал с ложечки, постепенно истончаясь до толщины волоса, а затем Вырезубовы быстро отправляли мед в рот и долго облизывали мельхиоровые ложечки длинными розовыми языками.