По глазам Морозова Дорогин понял:, тот желает получить индульгенцию на расправу.
– Если не пристрелишь, я тебя самого пристрелю. Понял?
– Как не понять, – радостно отвечал ветеран афганской войны.
Дорогин рванулся в дом. Ему даже не пришлось расчищать себе дорогу, бомжи в ужасе расступились, забившись во все углы. Дом состоял из трех комнат и кухни. В кухне, где жили надсмотрщики, стояли три раскладушки с подушками и серыми одеялами. На столе – телефонный аппарат, дорогой, абсолютно не вяжущийся с обстановкой, три чашки и электрочайник. В остальных комнатах царила страшная грязь. По углам, у стен, лежали рваные, грязные матрасы, какое-то тряпье, газеты с объедками.
Дорогина поразило полное отсутствие пустых бутылок, тара здесь не застаивалась, сдавалась мгновенно. Полные же и недопитые бутылки бомжи попрятали, как прячут самое дорогое – документы и фотографии детей, лишь только началась заваруха. Эти действия были отработаны до автоматизма. У кого тюремными привычками, а у кого годами скитаний. Ведь с бутылкой не пропадешь: она тебе и друзей найдет, и накормит, и согреет, и сойдет вместо рекомендательного письма. С бутылкой ты человек, везде желанный и почти родной, а без бутылки ты грязная, придавленная вошь, от которой даже давние знакомые отвернутся.
Спрятаться в этом доме было негде. Сергея поразил ударивший в нос густой, застоявшийся смрад. Помои и объедки, немытые тела – все это рождало вонь, которая скапливалась в доме уже не один месяц. Сергей чуть не задохнулся.
Когда же он возвращался через кухню, то увидел около дверного косяка глянцевый лист с оборванным левым краем. Календарь с портретом работы Кипренского, на котором был изображен Александр Сергеевич с гордо вскинутой головой. “Абеба” – гласила надпись, сделанная жирным черным фломастером.
"Однако эфиоп нескромен”, – подумал Муму, напоследок осматривая помещение.
Ясно, что никаких вещей после эфиопа не осталось. Если и имел он драное одеяло, то его наверняка прибрали к рукам менее удачливые собратья по цеху бомжей. Даже спрашивать об этом не имело смысла, никто не признается.
«Значит, точно, сбежал, – вздохнул Дорогин, – зря только старался, ни на шаг не приблизился к Абебе. Хотя как знать, один сектор поиска я уже отсек.»
Он вышел на крыльцо и застал “афганца” в той же позе, как и оставил его, с пистолетом, направленным на лежащих на земле бандитов. По лицу Морозова он сразу догадался, что тот уже сообразил или проверил – оружие не заряжено.
– Давай сюда, пистолет не игрушка. Дергались?
– Нет.
– Врешь, – сказал Дорогин.
– Я после войны никого больше убивать не хочу. Дорогин поднял второй пистолет и, отойдя метров десять в сторону, утопил его в дощатой уборной, из которой были сорваны двери.
Потом подумал: “Не правильно. Заставят бомжей доставать. Это не те ребята, которые сами привыкли работать”.
"Афганец” усиленно подмигивал Дорогину и корчил гримасы.
«Ясно, тут разговаривать он не станет. Бомжи – народ такой, что полагаться на их совесть не стоит. Заложат за стакан водки или за обещание ста граммов.»
– Райончик у вас хреновый, темно, хоть глаз выколи, провожатый нужен, – Дорогин взял коляску за ручки и покатил Морозова перед собой.
– Куда ты меня катишь? – кричал Морозов.
– Вернешься. Если не на колесах, так по-пластунски доползешь, – Дорогин вышел на улицу. Инвалид тут же зашептал:
– Подальше откати!
Предусмотрительность “афганца” была совсем не лишней. Муму заметил несколько теней: бомжи шастали по кустам, чтобы подслушать разговор или хотя бы посмотреть, что произойдет дальше. Но забор кончился, и никто из рабов не рискнул покинуть территорию. В конце улицы, возле машины, Дорогин остановился, развернул коляску, а сам сел на капот.
– Кури, – он предложил пачку. “Афганец” с удовольствием отсыпал себе половину сигарет. Он спрятал в ушанку и ловко – так, что не успело выпасть ни одной сигареты, надел головной убор.
– Понравился ты мне, мужик. Сперва думал, что гнилой, когда в переходе тебя увидел, но теперь смотрю, правильный.
– Чего ж правильного, – усмехнулся Дорогин, – что троих идиотов на землю уложил? Так это и последний подонок может сделать, если, конечно, силенок хватит.
– Ты же не просто так их отмудохал, ты своего друга ищешь.
– Не сказал бы, что он мне друг, но сидели мы вместе. Можно сказать, он мой хороший знакомый по несчастью.