Особенно,... 
114 
Преподобный вроде как даже погрозил залу пальцем, вздохнул, добавил на пол тона потише:
– Книга Царств говорит устами Давида: "Господь – твердыня моя, и крепость моя, и избавитель мой. Бог мой – скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего, ограждение моё и убежище моё; Спаситель мой, от бед Ты избавил меня! Призову Господа достопоклоняемого и от врагов моих спасусь"
Разведенные в стороны руки в жесте: "Ну, поняли?"
– Кто уподобляется Давиду, тот стоит в вере свей крепко, но… таких было все меньше, – в голосе мучительная боль. – А тех, кто забыл про Него, кто променял Его Любовь на утехи плотские, на сладость греха, на посулы Сатаны – таких становилось все больше. И они брали силу. И стало их великое множество. Грех мужеложства стал благом, а менялы вновь засели в храмах. Алчность вернула Золотого Тельца, которому поклонились, а грешные и искушенные бросали камни в кротких, и глумились над ними, и гнали их. Дети поднялись против родителей, а неправедный закон людской запретил родительскую власть, и некому было удержать детей от искушения, не дать им тянуться к тем с виду сладким плодам, которое рассыпал перед ними Сатана, Отец Лжи. Дети не рожденные вынимались из материнских утроб, и люди проповедовали перед людьми, что это не грех и не убийство! Пастыри церковные забыли о своем долге, о служении Ему и о том, что должны они защищать Закон Его среди людей, и лишь повторяли пустые слова, не вкладывая в них ни души своей, ни веры своей. Первосвященники и их присные сами погружались в грех, и глумясь над Законом Его, принимали в круг свой мужеложцев, передавая им пастырский жезл!
Мне показалось, что на глазах Преподобного Смита заблестели вполне настоящие слезы.
– Испытание! – опять голос обрел силу. – Так ли проходят его? Так ли следует искать жизни вечной, превращаю жизнь телесную в тлен и грязь? Нет, не так! Не так, братья и сестры! Сатана! Сатана пошел среди нас, глумясь над нами и не было никого, кто встал бы крепко, сказав: "… Господь Бог есть солнце и щит, Господь даёт благодать и славу; ходящих в непорочности Он не лишает благ"
Зал начинал нервничать, кто-то выкрикивал: "Пошел среди нас! Пошел! Вижу Сатану!" Какой-то женский голос визгливо подхватывал: "Да! Да Преподобный! Видим Сатану! Грешны!" В зале становилось сидеть неуютно и даже немного страшновато, это было как оказаться в середине пьяной и не очень доброй толпы, которая пока еще не обратила на тебя внимания, но ты понимаешь, что если она это сделает, шансов у тебя нет.
Преподобный почти рыдал, терзаемый стыдом перед богом, которого он так подвел вместе со всеми остальными:
– Грех! Грех сопровождал нас на каждом шагу нашего пути! Грех! Сатана вел нас в долину Тьмы, а мы не противились и шли следом. Была ли наша вера крепка? Вера ли это, когда ты грешишь, а прощение рассчитываешь получить потом? Вера ли это или еще более страшный грех? Грех неискренности перед Лицом Его! Наивные, мы рассчитывали обмануть Бога? Или мы рассчитывали на Его Любовь к нам так подло и так потребительски, будучи уверенными, что Он нас простит? Грех!
Пауза, рука, положенная к себе на сердце, подчеркивающая искренность сказанного:
– Даже пророк Исайя, попав в присутствие Божие, узрел греховность свою, хотя до того ее и не ведал. Увидев себя, он воскликнул: "Горе мне погиб я!" А что было бы с нами, если бы мы оказались на его месте? Что бы мы сказали о своих устах, глазах и о том, куда мы смотрим и что слышим? Что бы мы сказали о сокровище своего сердца? Сколько пустых слов! Сколько неугодных Богу дел! Сколько суетности! Сколько греха! Греха!
Он сокрушенно покачал головой, затем вдруг уставил очи горе. Словно навстречу невидимому свету, льющемуся оттуда:
– "Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего", – рука, свободная от микрофона, возделась ввысь. – Как пажити, так и вода дается в соответствии с Божьим законом, которым является Его Слово. Наши слова не всегда являются для нас законом. Но от Господа исходит Слово неизменное. И оно навеки утверждено на небесах. И если мы этого Слова слышать больше не хотим – кого мы можем винить в том, что Иисус отвернулся от нас?
И вновь взрыв эмоций, вновь крики в зале, кто-то рыдал, кто-то голосил что-то невнятное, какая-то толстая женщина в перекрученной на заднице юбке приплясывала в проходе.
– Гнев! Гнев Божий! – звукорежиссер бросил все силы в создание эха. – Настал день Гнева Его, и мертвые пошли по земле, чтобы питаться от живых. Пали столбы и осела кровля, разрушены устои мира, в который пришел править Сатана, потешаясь над нашей глупостью. И каждое слово его Ложь изреченная, а с языка, подобному змеином жалу, стекает яд!
114 
