Майор хотел было разразиться сакраментальным: «Ну и что?», но тут в глаза ему бросилось знакомое словосочетание, и свет перед глазами начал стремительно меркнуть. Деловой партнер Козлова жил на Малой Грузинской и показал, что вчера вечером Козлов засиделся у него допоздна и ушел только в начале второго ночи — живой, здоровый и веселый.
— Совпадение, — пробормотал Гранкин, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Сорокин молчал.
— Другие соображения есть? — спросил он наконец.
— Имеются, — сказал майор. Голос его окреп, на скулах заиграли желваки. «Ну, козел, — подумал он о Шинкареве, — ты у меня пожалеешь, что на свет родился. Я тебя возьму в оборот. Я тебе покажу, как надо заниматься однополым сексом…»
Он изложил Сорокину свои соображения, подробно пересказав разговор с Забродовым и умолчав лишь о штурмовом отряде полковника ГРУ Мещерякова.
— Вот это уже на что-то похоже, — одобрил его Сорокин. — Пожалуй, я даже съезжу с тобой.
— Думаете, не справлюсь? — обиделся Гранкин.
— Не волнуйся, справляться будешь сам. А я буду вроде свадебного генерала. Знаешь, чем больше звезд, тем лучше. Еще лучше было бы, конечно, если бы на него налетели омоновцы с автоматами, но вдруг он все-таки не виноват? Может выйти неловкость. А так мы с тобой заявимся, оба в пуговицах… А? Не возражаешь?
Гранкин плотоядно ухмыльнулся и, взглядом спросив разрешения, придвинул к себе телефон. Полистав растрепанный блокнот, он нашел нужную страничку и стал, сверяясь, набирать номер.
— Алло, ремонтно-строительный? — закричал он в трубку сварливо-заискивающим голосом умудренного многолетним опытом прораба. — А Шинкарев близко?
Как нету? А где? Ах, на больничном… И… ага. Ага. На месяц, говорите? А потом в отпуск? Везет же некоторым... А давно? С понедельника… Ну, спасибо, дочка, извини.
Ага, домой позвоню. Знаю номер, знаю, спасибо.
Он нажал пальцем на рычаг и посмотрел на Сорокина.
Оказалось, что полковник уже надел форменную куртку и теперь поправлял фуражку с двуглавым орлом.
— Ну, чего ты расселся? — спросил полковник. — Поехали, а то слиняет.
Гранкин, забыв о субординации, досадливо отмахнулся от него, как от мухи, и снова полез в блокнот. Сорокин послушно сел и закурил.
Майор набрал новый номер и долго держал трубку возле уха, слушая длинные гудки.
— Неужели правда слинял? — процедил он сквозь зубы, но тут ему ответили.
Трубку снял сам Шинкарев.
— Слушаю, — невнятно, словно спросонья, прошелестел он.
— Здравствуйте, Сергей Дмитриевич, — сказал Гранкин самым дружеским тоном. Лицо у него при этом нехорошо кривилось, а пальцы свободной руки выстукивали на крышке полковничьего стола какой-то медленный и, как показалось Сорокину, угрожающий ритм.
— Ты все-таки не очень, — тихо сказал полковник. — Не спугни. И потом, вдруг это все-таки не он?
Гранкин снова яростно махнул на начальника рукой.
Сорокин замолчал и снял фуражку — сидеть в кабинете в фуражке и утепленной куртке было жарко, и он чувствовал, что начинает потеть.
— Кто это? — спросил Шинкарев. Голос у него действительно был совсем больной.
«Я тебя вылечу», — подумал Гранкин.
— Это майор Гранкин из криминальной милиции, — весело сказал он, продолжая барабанить по столу. — Помните меня? Мы с вами беседовали. Алексеем Никитичем меня зовут, если забыли.
— Как же, — с явным трудом проговорил Шинкарев, — помню. Здравствуйте. Что случилось?
— Да ничего не случилось. Надо бы повидаться, Сергей Дмитриевич. Ничего серьезного, но у меня тут возникли кое-какие вопросы… сомнения, знаете ли, всякие… Вы не против поговорить?
В трубке повисла пауза, которая продолжалась секунд двадцать. Потом Шинкарев осторожно спросил:
— Куда мне приехать?
— Господь с вами, куда же вы поедете в таком состоянии! Я же знаю, что вы на больничном. Да и потом, чего вы здесь, у нас, не видали? Я правильно говорю?
— Это да, — сказал Шинкарев, — это точно. Как-то мне действительно… Не по себе что-то.
— Ну, вот видите. Я ни за что не стал бы вам надоедать, зная, что вы нездоровы, но, сами понимаете, служба… Начальство за горло берет подавай им отчет, и никаких гвоздей. У нас полковник знаете какой?
Мертвого за… гм… замучает.
Сорокин значительно кашлянул в кулак. Гранкин в ответ осклабился и закатил глаза к потолку.
— Так я подъеду, если вы не возражаете, — продолжал он.