Особенно,... 
52 
* * *
Вернувшись с зарядки, которая Шинкареву, да и не ему одному, казалась какой-то чрезвычайно изощренной разновидностью самоистязания, Илларион Забродов сразу же отправился в душ, чтобы смыть трудовой пот. Ухая и крякая под тугим контрастным дождиком, он с неудовольствием посматривал на круглое окошко в стене ванной. Ночной визит Репы был похож на фрагмент бредового сна, но Илларион ни минуты не заблуждался на сей счет: все это было на самом деле, а не привиделось.
«И ведь всегда у меня так, — сердито думал он, медленно ворочаясь под ледяными струями. — То месяцами живу, как трава, пью чаек с Пигулевским и коньячок с Мещеряковым, а то накатит такая полоса, что не знаешь, за что хвататься. Валится на голову всякая дрянь, как кирпичи из кузова самосвала, только успевай уворачиваться. Задвижку, что ли, на окно привинтить?
Да ну ее к черту. Вот уж, действительно, после обеда горчица…»
Вспомнив о Пигулевском, Илларион спохватился: старик давно зазывал на чашечку чая. Забродов улыбнулся. Чашечка чая у Марата Ивановича всегда оборачивалась двумя-тремя часами, после которых у Иллариона порой ощутимо саднило горло: старик был ярым спорщиком. Спорить он мог о чем угодно яростно, до хрипоты, напрочь забывая о приличиях и периодически переходя на личности. Без этого он скучал и начинал чахнуть. До предела насыщенная магнетизмом атмосфера самозабвенного спора оказывала на нервную систему Марата Ивановича стимулирующее воздействие.
Илларион был отлично осведомлен об этой невинной слабости престарелого букиниста и при каждом удобном случае умело подыгрывал, провоцируя споры заведомо безграмотными высказываниями по поводу приобретенных Маратом Ивановичем книг и старинных безделушек.
Старик немедленно приходил в ярость и осыпал Забродова свирепыми ругательствами, самым сильным из которых, впрочем, был «невежественный молокосос».
«Решено, — подумал Илларион, выбираясь из душа, — сегодня еду на Беговую к Пигулевскому. Давно никто не обзывал меня молокососом и малограмотным костоломом. Марат Иванович по телефону хвастался, что раздобыл прижизненного Тиниуса. Верится, конечно, с трудом, но надо посмотреть — а вдруг? Значит, сегодня Беговая, завтра рыбалка, а все эти маньяки, репы и майоры гранкины пусть катятся в тартарары вместе с любителями писать на дверях и резать колеса».
Не одеваясь, он тщательно побрился, и тут раздался звонок в дверь. Хорошее настроение мгновенно улетучилось.
— А, чтоб ты провалился! — громко сказал Илларион, втайне надеясь, что ранний гость услышит его и действительно провалится.
Звонок повторился.
— Человек — хозяин своего настроения, — назидательно произнес Забродов, обернул бедра полотенцем и пошел открывать.
Он ожидал увидеть за дверью майора Гранкина, у которого за сутки окончательно созрело желание упечь его за колючую проволоку, но это оказалась соседка.
— З-дравствуйте, — с запинкой сказал Илларион, отступая в глубь прихожей и хватаясь руками за сползающее полотенце.
«Вот так штука, — в смятении подумал он. — Это называется — попал. Как в том анекдоте про китайца, к которому домой все время приходили разные люди и интересовались его политическими убеждениями. А он, бедняга, никак не мог угадать правильный ответ и каждый раз получал по мягкому месту. „Сизу, пью цай“, — вспомнил Илларион, — „цитаю „Зэньминь Зибао“. Слысу звонят. Снимаю станы, открываю дверь, а это соседка за солью присла“».
— Ой, — всплеснула руками соседка, — я, кажется, не вовремя! Извините, я попозже зайду.
— Да нет, что вы, — пятясь к дверям ванной, возразил Илларион. — Это я распустился совсем, хожу, как папуас, без штанов. Вы проходите, располагайтесь, я сейчас.
Он нырнул в ванную. «А она все-таки чертовски красива, — подумалось ему. — Не кинозвезда, конечно, и не модель, но оч-чень даже ничего. Как раз в моем вкусе. И до чего же странно получается: только муж за порог — то я к ней, то она ко мне. Ай-яй-яй, Забродов.
Как говорится, каждый рассуждает в меру своей испорченности. Но если она сейчас попросит щепотку соли, это будет уже настоящий анекдот, без дураков».
Он затянул на животе ремень, наскоро причесался перед зеркалом и вышел из ванной. Ему казалось, что соседка должна сидеть в кресле, картинно забросив ногу на ногу или, наоборот, кокетливо сдвинув красивые колени, но она стояла к нему спиной в глубине комнаты и с любопытством разглядывала стеллажи, легонько касаясь пальцами тускло поблескивавших корешков.
52 
