Последние отзывы

  80  

Так это вроде дурацкой идеи, что можно бросить курить, заменяя сигареты леденцами. Зубы испортишь, вот и весь эффект. Это леденцами. А на Тверской еще и не то можно испортить. И потом, сказано: не прелюбодействуй. Н-да, положеньице…»

Он фыркнул, а потом рассмеялся: нашел себе проблему. Забродов в значительной степени был фаталистом и полагал, что все равно рано или поздно все встанет на свои места и будет так, как должно быть, а усилия, направленные на то, чтобы изменить предначертанный ход событий, ведут лишь к умножению проблем и ускоренному износу нервной системы.

С Аллы Петровны мысли Иллариона перескочили на ее мужа. Забавный коротышка Сергей Дмитриевич в последнее время как-то вдруг перестал казаться Забродову забавным. Они все так же вежливо здоровались, встречаясь каждое утро на лестнице. Шинкарев всякий раз поднимал свою смешную допотопную шляпу и улыбался, но теперь он при этом почему-то отводил глаза, а улыбка стала напоминать предсмертный оскал убитой Илларионом в подвале у Пигулевского крысы.

«Может быть, он меня в чем-то подозревает? — подумал он. — Может быть, соседки напели что-нибудь насчет меня и его драгоценной супруги? Ведь в тот раз, когда она взяла у меня Честертона, мы довольно долго болтали. Да и вчера утром, когда приносила пригласительный билет на эту чертову презентацию, она застряла у меня минут на десять. Может быть, дело в этом?

Ну, а я-то тут при чем? Я ведь ни сном ни духом, а всякие мыслишки идут в счет только на Страшном Суде.

Пусть с женой разбирается, если недоволен…»

Ему вдруг подумалось, что Шинкарев, вполне возможно, уже начал разбираться с женой: на днях, когда он по своему обыкновению приподнял шляпу, здороваясь с Илларионом, тот заметил у него над виском здоровенную шишку, залепленную пластырем. А может быть, у него неприятности? На работе, например. Или, скажем, хулиганы побили… Поговорить с ним, что ли? И что сказать?

Илларион пожал плечами: какая разница, что говорить. Порой человеку достаточно просто того, что с ним заговорили. Зачастую интонация важнее слов, это он знал по собственному опыту. Надо поговорить, решил Забродов. Посидим по-холостяцки, бутылочку раздавим… Может быть, он просто обижается. Вот я к нему на новоселье не пошел, он ходил-ходил, улыбался, здоровался, а потом вдруг задумался: а что это сосед новоселье мое проигнорировал? Не уважает? Взял и обиделся.

Очень даже запросто. Чужая душа — потемки.

«Лендровер» свернул с шоссе и некоторое время, довольно урча, перемалывал высокими колесами непролазную грязь проселочной дороги, которая, петляя и кружа, шла по лесу. Впереди, метрах в пятидесяти, на дорогу выскочил здоровенный заяц и сел столбиком, подозрительно разглядывая приближавшуюся машину.

Заяц нисколько не напоминал забавного зверька из детских книжек с картинками или из мультфильма, и это было хорошо. Он был какой-то очень настоящий, и при взгляде на него Илларион в очередной раз ощутил, что все проблемы, казавшиеся неразрешимыми в городе, на самом деле не стоят выеденного яйца.

Он дал короткий сигнал, и заяц одним прыжком скрылся в лесу. У Иллариона при этом сложилось впечатление, что он не очень торопился: прыжок вышел каким-то ленивым, словно косой просто решил поддержать свою репутацию труса. Нате, мол, подавитесь.

Возле приметной сосны с раздвоенным стволом Илларион свернул налево и повел вездеход прямо через лес, без дороги. Машина двигалась медленно, не ломая подлесок, а пригибая его к земле, так что он почти сразу же поднимался, скрывая след «лендровера». Забродов выбирал дорогу, ориентируясь по давно знакомым приметам: поваленное дерево, поросший молодыми елками бугор, большой муравейник, который за то время, что Илларион здесь не бывал, сделался еще больше. Вскоре в просветах между деревьями тускло, потаенно блеснула темная вода, и «лендровер» выкатился на плоский берег лесного озера. Вода в озере по цвету напоминала крепко заваренный чай из-за множества гнивших на дне древесных стволов, и рыбачить здесь надо было с умом, иначе крючков не напасешься.

«А смокинг-то я Мещерякову так и не вернул, — подумал Илларион, разгружая машину. — Ничего, приеду — верну. Все равно его в починку нести надо».

Он немедленно забыл и о смокинге, и о Мещерякове.

Мещеряков — это еще куда ни шло, но вот смокинг в окружающий пейзаж совершенно не вписывался.

Утренний клев, скорее всего, уже закончился, но Илларион все равно разобрал снасти и забросил удочки: не сидеть же до вечера просто так! А с удочками появляется иллюзия, будто ты чем-то занят. Глядишь, и на уху между делом наберется.

  80