Последние отзывы

  89  

Сергей Дмитриевич смог выдержать ее взгляд в течение двух секунд, а потом трусливо отвел глаза.

— Прожуй, — спокойно сказала она, — и объясни, что происходит.

Он повиновался, как делал всякий раз, когда жена говорила таким тоном. Алла Петровна редко проявляла твердость, предпочитая, как всякая умная женщина, править семейным кораблем из-за кулис, не оскорбляя мужского самолюбия, но ни она сама, ни Сергей Дмитриевич никогда не обманывались насчет того, кто в семье главный. На сей раз, однако, обстоятельства были таковы, что Сергей Дмитриевич повиновался, но лишь наполовину.

Он старательно прожевал, протолкнул кусок в горло, запил холодным чаем и сказал, по-прежнему глядя в угол:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Отлично понимаешь, — сказала Алла Петровна. — Нет, положи вилку. Ты же не можешь есть, тебя с души воротит — что я, слепая? В чем дело, Сережа?

— Да ни в чем. Что ты выдумываешь? Простудился, наверное. Что-то мне с утра нездоровится — голова кружится и во рту сухо.

— Поставь градусник, — немедленно отреагировала жена.

— Глупости, — с облегчением отодвигая тарелку, сказал Шинкарев. — Как будто мне от градусника полегчает.

— Ладно, это действительно глупости. Я же вижу, что дело не в простуде. Тебя что-то гложет, и это продолжается уже не первый день. Я долго молчала, но вижу, что тебе с каждым днем становится все хуже. Ты осунулся, побледнел, взгляд у тебя сделался какой-то, я не знаю… какой-то волчий, затравленный…

— Чепуха, — насквозь фальшивым голосом произнес Сергей Дмитриевич. Просто устал. На работе все как с цепи сорвались: Фигаро тут, Фигаро там. Осунешься тут…

— Ой ли? — Алла Петровна сердито взглянула на него. — Или тут все дело в какой-нибудь малярше? Что-то я не припомню случая, чтобы ты из-за переизбытка работы перестал спать по ночам.

Сергей Дмитриевич вздрогнул так, что на столе зазвенела посуда.

— Что… Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что ты частенько выходишь по ночам из дома. Я проснусь, а тебя нет. Знаешь, когда пятнадцать лет спишь с человеком под одним одеялом, начинаешь даже во сне ощущать, есть он с тобой рядом, или его нет. Например, сегодня ночью…

Мысли Сергея Дмитриевича лихорадочно заметались: что сказать? Ну, не молчи, скажи что-нибудь, она же ждет, и не просто ждет, а гадает, строит версии… Она же все поймет, если уже не поняла! Но что сказать?

Спас звонок в дверь. Сергей Дмитриевич не смог сдержать короткий вздох облегчения — ему была дарована короткая отсрочка. Алла Петровна уловила этот вздох и, вставая из-за стола, с нажимом произнесла:

— Мы еще вернемся к этому разговору.

* * *

К этому разговору они так и не вернулись — надо полагать, по той простой причине, что необходимость в нем отпала сама собой.

Как вскоре понял Сергей Дмитриевич, звонок в дверь не спас его, а окончательно утопил.

Жена пошла открывать, а он так и остался сидеть за столом, бездумно ковыряясь в тарелке с пюре: он расчесывал картошку зубьями вилки, отчего та становилась похожей на вспаханное поле, выкапывал в ней водоемы, окружал их стенами и наполнял подливкой, которую тут же и спускал, проделывая в картофельных стенах узкие канавки. За этим высокоинтеллектуальным занятием и застал его майор Гранкин, вошедший в кухню в сопровождении Аллы Петровны.

— Приятного аппетита, — сказал майор. — Извините, что помешал.

— Пустое, — ответила Алла Петровна. — Позавтракаете с нами?

— Да, — выдавил из себя Сергей Дмитриевич, которому уже виделись решетки, колючая проволока, окрики конвойных и издевательства соседей по камере, — присоединяйтесь.

— Увольте, — майор комично замахал руками, словно отгоняя мух, — никак не могу. У меня, знаете ли, тоже есть жена, и ей все время кажется, что, если она впихнет в меня завтрак, то со мной ничего не случится.

Так что я набит под завязку.

— Я очень хорошо понимаю вашу жену, — сказала Алла Петровна. — Если бы мой муж работал в милиции, я бы сошла с ума.

— Не сошли бы, — присаживаясь к столу, успокоил ее майор.

«И без этого сойдешь», — обреченно подумал Сергей Дмитриевич, но, разумеется, промолчал.

— Выпейте хотя бы чаю, — поражаясь собственной наглости, предложил он, — а то как-то неудобно. Пришел человек — значит, надо угощать, а вы от всего отказываетесь…

— Вот от чая не откажусь, — сдался Гранкин. — Только без сахара и, если вас не затруднит, покрепче.

  89